Эйгелин Сказка для детей Ремизов читать

1
Жил-был большой богач и было у него двое детей – сын да дочь.

Вырос сын и задумал старик сына женить. И по богатству старика немало нашлось невест. Старику-то они по душе, да сыну-то неладны: поживет с молодой женой день, два и назад к родителям отправит. Уж старик рукой махнул и перестал сватать.

Говорит Эйгелин сестре:

– Сшей мне, сестра, десять пар обуток, наклади их полны жиром, за море иду.

Послушала сестра, приготовила брату десять пар мягких обуток, наполнила их оленьим жиром. Забрал он обутки, простился с домом и вышел.

* * *
Идет Эйгелин день, идет ночь, – не спит, не присядет. И только, когда башмаки запросят каши, остановится переобуться, поест.

Так и идет.

Встречает его белый ворон.

– Ты куда пошел, Эйгелин?

– Иду за море.

– Не ходи, сгинешь.

– Эна!

– Говорю, не ходи: не пройдешь.

– Нет, все равно пойду.

До трех раз остерегал ворон и трижды был один ответ: стоял на своем Эйгелин.

Вынул ворон из-под левого крыла длинный большой нож.

– На, возьми этот булат на случай! – и улетел.

* * *
Идет Эйгелин день, идет ночь. На пути ему застава – полынья, да такая, конца-краю не видно.

«Знать и вправду не пройдешь!»

И хоть назад иди.

Да вспомнил Эйгелин про воронов батас, отошел, разбежался, взмахнул батасом и, как на крыльях, стал на другой стороне.

Идет дальше – опять застава: впереди камень, как гора, и в снегу весь. Подошел поближе – камень зашевелился, не камень, белый медведь.

Взмахнул Эйгелин батасом да на медведя и духом вскочил зверю на спину. Кинулся медведь, заревел и ну бегать, скакать – хочет сбросить, да цепок Эйгелин, держится крепко. И обессилел медведь, батас его и кончил.

Отрезал Эйгелин у медведя из-за уха самый длинный волос, как чаут, аркан олений, скатал кольцом и себе в колчан.

Идет дальше. А впереди ему заставой белеет снежный длинный хребет. Ближе подошел – шевелится, и не хребет снежный, белый горностай.

Кинулся Эйгелин на горностая, вскочил на спину. Как бешеный, побежал горностай, завертелся, закувыркался, да сделать ничего не может и упал под острым батасом.

И у горностая, как у медведя, срезал Эйгелин из-за уха волос, скатал в кольцо да себе в колчан.

Идет дальше. Перешел море. Берегом идет. И опять застава – яр, да такой крутой, и снег между прогалин. Всмотрелся, а яр, как живой, не яр – пестрая гусеница.

И как на медведя, как на горностая, бросился Эйгелин на гусеницу, крепко уцепился. Билась, извивалась гусеница – и ничего не помогло. Он убил ее, как медведя и горностая. И у мертвой отрезал волос, скатал кольцом и в колчан к себе.

* * *
Идет Эйгелин день, идет ночь.

Много стоит руйт – больших кожаных юрт. Подошел поближе и в сторонке прилег.

У руйт молодежь пинала мяч. Ловко шла игра.

Из всех, особенно одна, с длинными косами до пят, приковала к себе его глаза: когда она бежала, ее косы, как прутья, стояли за спиной, – так она была быстра.

И еще две другие показались Эйгелину: схожие с лица, они бегали все рядом, не перегоняя и не отставая друг от дружки, словно сшиты.

«Вот которую одну из этих схожих и возьму в жены!» – решил Эйгелин.

И когда стемнело, он заметил, куда пошли сестры, да за ними следом.

И нагнал у руйты.

И когда одна из них ступила в руйту, он схватил за руку другую. Та оглянулась и ввела его с собою в руйту.

– Вот наш гость!

* * *
В руйте сидел старик. Стал расспрашивать: куда и откуда?

– Из-за моря, – сказал Эйгелин.

– Ну, и даль! И как это ты умудрился?

Эйгелин велел принести колчан – за дверью он его оставил.

И когда принесли колчан, вынул медвежий волос. Посмотрел старик, покачал головой.

– Ну, и бедового ж ты зверя уходил! Кому доводилось на море ходить, сети метать, встреча с этаким – погибель: много кого так и не вернулись.

Эйгелин достал волос горностая.

– А этот еще лютее, – сказал старик, – увидит и готово, все равно, где хочешь настигнет, не увернешься. Немало погубил народа.

Эйгелин показал волос гусеницы.

– Ну, а это уж, как сам страх: кому, охотясь за диким оленем, случалось встречаться, живым никто еще не уходил, – старик посмотрел пытливо, – зачем ты к нам пришел?

– Так, – сказал Эйгелин.

– За хозяйкой?

– Да.

– Вот мои две, бери любую. Только не выйдет дело. Такого, как ты, всякий заметит. Помяни мое слово: тебя женит на себе высокая с длинными косами.

– Ну, нет, я хочу взять твою дочь.

– Мало, что хочешь! Очень мне жаль тебя, а не будет по-твоему.

В руйту вошла – легка на помине! – та длиннокосая, принесла новую одежду: от шапки-малахая до обуток все белое без единого черного волоска и деревянное блюдо с мясом.

– Не хочу! – отстранил Эйгелин.

Ничего не сказав, мигом умчалась и так же мгновенно вернулась в руйту, но уже с черной одеждой и поставила перед Эйгелином блюдо с оленьим жиром.

А у старика еще варится, не поспел.

Эйгелин вынул нож и взялся за еду.

Запечалился старик, да уж поздно.

Эйгелин съел все блюдо.

– Ну, обувайся, пойдем ко мне! – сказала длиннокоска.

– Веди, разве я знаю куда! – поднялся Эйгелин.

И они пошли.

2
Она показала на большую руйту

– Вот моя!

И встала.

И он остановился.

– Побежим наперегонки: кто первый придет, тот и будет главным. Только знай, прибежишь первым, прыгай прямо в теплый полог, не зевай.

И они побежали.

И обогнал Эйгелин – первым прыгнул в руйту.

Две собаки, прикованные железными цепями у входа, рванулись на него и оторвали у него полы.

Следом вошла она в полог.

И трое суток провели они вместе, не выходя из полога.

В последнюю ночь слышит Эйгелин, шипит что-то. Высунулся, осмотрелся: на пологу черепа человечьи, руйта железная, а за деревянным столбом рассованы трупы, и все, как на подбор, – молодые, сильные, как сам он.

«Тут и мне смерть!» – подумал Эйгелин.

И не убежишь: вход сторожат собаки, а отверстие вверху и высоко и узко.

* * *
Наутро говорит ведьма:

– Ты соскучился? Хочешь, пойдем пинать мяч?

– Пойдем.

И пошли.

Собралась молодежь, завели игру.

И никто не мог справиться с ведьмой: когда она бежала, косы, как прутья, стояли за спиной, так была быстра.

По-прежнему сестры, дочери старика, неразлучно бегали вместе, словно сшиты.

Но всех обгонял Эйгелин. И никто не мог пнуть мяч так далеко, как он.

Стемнело.

– На, возьми одежду, иди вперед, я догоню! – сказал Эйгелин жене.

И когда та скрылась, он подошел к сестрам.

– Скучно мне, – сказал он сестрам, – не спите по ночам, пусть одна из вас караулит. Что-то случится, чую.

* * *
Живет Эйгелин с женою. Без нее ни шагу. Одному все равно от собак не выйти и не войти в руйту. Мало на людях, больше в теплом пологу. И все скучнее и скучнее ему в теплом пологу.

– Ну, ты совсем заскучал. Давай играть хоть в пятнашки.

– Давай.

Тогда она ударила его и отскочила. Он за ней, нагнал – не увернешься! – и сам ударил.

И пошла игра.

Играют ночь, играют день, и еще день и еще ночь.

Стала она уставать, нет-нет, да и задремлет. А ударит он ее, она встрепенется и опять уснет. И ударом он ее опять разбудит, но она уж не может ему отвечать.

На третью ночь, как убитая, заснула она, и что он ни делал, не мог ее поднять: бил, толкал, тряс – ничего не берет.

И сам уморился. Прилег – скучно ему.

В пологу у задней стены против входа чуть светила лампа.

И видит Эйгелин – полог начинает подыматься. Шелохнулся он, и тень, как в воде рыбка, плеснула.

Лежит Эйгелин, не шевельнется, в щелку смотрит. И вот опять поднялась тень над лампой. Всмотрелся – старая, сморщенная старуха, она нагнулась к нему, а в руке ее, как серп, пекуль.

Тут он шевельнулся, и старуха бесшумно метнулась, как рыба.

«Вот она, моя погибель!» – Эйгелин поднялся и к жене.

Но сколько ни будит, она спит, не слышит.

И взял он батас, отрезал жене ее длинные косы, выстриг голову, надел ее платье, а ее нарядил в свое, перенес на свое место и так ее положил, чтобы не видно было лица, сам же прикрепил себе ее косы и лег на ее место.

Лежит Эйгелин, полузакрыты глаза, не шелохнется.

И вот показалась старуха, костлявая, – пекуль в руке. Постояла, посмотрела на спящих, шагнула – и еще раз шагнула. – Нагнулась костлявая над его переодетой женой – задрожал пекуль в костлявой руке. Протянула руку да назад: или ошиблась? Что-то бормочет, – не верит? И опять нагнулась, долго смотрела и вдруг как ударит.

Только вскрик и кровь залила полог.

Кинулся Эйгелин, выскочил в руйту, пригнулся и прыгнул кверху к дымоходу. И только что ухватился за шест, звякнула цепь – сорвалась собака да его за ногу.

Висит Эйгелин, высунулся по пояс, держится крепко, а собака на его ноге висит.

И закричал Эйгелин.

* * *
Не спала одна из сестер, караулила. Слышит крик, разбудила сестру, да к отцу.

– Гость кричит, не случилось ли что?

Вскочил старик, схватил копье и поднял народ. Всем народом побежали к железной руйте.

Эйгелин висел на руках по пояс над руйтой – собака держала его за ногу, не отпускала.

Старик залез на руйту, спустил по ноге Эйгелина копье, заколол собаку.

И выбрался Эйгелин на волю.

Убили и другую собаку да в руйту. А там, за пологом, за лампой, сундук. Открыли сундук – старуха: на корточках сидела костлявая – пекуль в руке, и выла.

Живо порешили старуху, принялись за руйту, разбили железную. Много мехов нашли и всяких богатств – дорогие бобры, росомахи.

3
Живет Эйгелин у старика в руйте.

Две дочки у старика, была и еще постарше, да незадолго до прихода Эйгелина померла и мертвая валялась в тундре, брошенная зверям и птицам.

Раз поутру говорит старик Эйгелину:

– Неладное что-то во сне мне снилось. До сей поры лежит моя дочь, никем не съедена, – нехорошо. Ты бы ее оживил!

– Да разве я могу такое сделать?

– А что ж? Ты прошел море, убил медведя, горностая, гусеницу, ты победил столько напастей!

Задумался Эйгелин: а и в самом деле не испытать ли ему силу?

И когда настал вечер, взял он бубен, и начал камлать. И долго колотил он в бубен, потом гаркнул, как ворон – и мертвая сестра влетела в полог. Кинул он бубен и к мертвой: тряс и ворочал – и мертвая зашевелилась и ожила.

* * *
Живет Эйгелин у старика в руйте.

Две дочки у старика и третья, что оживил Эйгелин, а была и четвертая, самая меньшая, ее старик не показывал.

Говорит старик Эйгелину:

– Много ты нам сделал добра, от многого ты нас избавил. Теперь можем спокойно ходить на море и в горы, нас изводить больше некому и наши сыновья будут жениться, наживать большие семьи. Пора и тебе жениться, да и домой идти на свою сторону.

– Ладно, – согласился Эйгелин.

– А пригони наперед олений табун, – сказал старик. Эйгелин пошел за табуном.

А старик сделал сани и балок – возок крытый. Все приготовил к кочевке. И когда Эйгелин пригнал табун, старик разделил табун: половина ушла в горы, другая – осталась у чумов.

– Это твоя и будет! – показал старик, – теперь кочуй!

Смотрит Эйгелин, а та старшая дочь старика, которую оживил он, у саней хлопочет, готовится к отъезду и такая проворная, одно горе – коса и крива.

* * *
Идут и идут – путь за море далекий.

Не покладая рук работает кривая: и ставит и собирает руйту и весь олений караван на ней, – и хоть бы одно доброе слово от Эйгелина!

Как-то Эйгелин был в табуне, а кривая влезла в балок, где тайно ехала с ними самая младшая сестра, которую скрывал старик от Эйгелина.

Надо тебя ему показать, – сказала кривая, – тогда он и со мной будет лучше! Больше сил моих нету.

Сестра согласилась.

А вечером говорит Эйгелину кривая:

– Не буду я ставить руйту, больно погодно. Ты ложись в балок, а я пойду в табун.

И ушла. Сидит один Эйгелин, горько задумался о своей судьбе бессчастной, – он вернется домой и все будут над ним смеяться: косая, кривая!

И с чего это она выдумала, чтобы лег он в балок, и совсем не так уж погодно!

Не хотелось ему и с места трогаться, все было постыло. все-таки встал он, повернул балок дверьми от ветра. Странно: больно тяжелый! Заглянул – а там сундук. Открыл сундук и понять ничего не может: в сундуке горит лампа, а около лампы сидит, да такая, никогда и не снилась ему такая. Он в сундук и всю ночь оставался, не выходил на волю.

Поутру приходит из табуна кривая и не узнать Эйгелина: какой к ней ласковый и добрый и во всем помогает!

* * *
Кончился путь. Вот и родная сторона.

Услыхали люди, что Эйгелин вернулся, привез жену из-за моря, и понаехало народу со всех концов.

Встретила Эйгелина сестра. Старик-то не дождался сына, помер. Обрадовались друг другу.

Велит Эйгелин на радостях убить оленей, чтобы гостей угостить, а последнего убить оленя, чтобы помазаться свежей кровью – станет он венчаться.

А сестре приказал настлать от возка до самого полога тюленей, а сверх покрыть бобрами и росомахами.

И все было исполнено. Кричит кривая:

– Торопитесь мазаться, кровь стынет!

А сама с сестрой Эйгелина пошла к возку, и вывели они под руки невесту.

И как увидели парни такую, точно с ума посходили: кто дотронулся до ее руки или случайно коснулся одежды, кто прямо посмотрел ей в глаза, тот затрясся на месте, а некоторые тут же на месте и померли.

Пришлось отложить венчанье до другого дня, а невесту пока что спрятать.

И когда разъехались гости, повенчался Эйгелин и зажил счастливо с молодою женой.

А кривая заняла в доме место старшей жены: уважал ее и любил Эйгелин, как мать родную.

Примечания

Сакха – так сами себя называют якуты – народ турецко-татарского племени, скотоводы, живут по Лене реке и ее притокам, и по Яне реке, и по Колыме реке до Ледовитого океана, крещеные шаманисты.

По Памятной книжке Якутской области к 1 января 1909 г. якутов числилось до 242 000 человек.

В основу положены: сказка, сказание и сказ, которые передал мне ученый сакха Семен Андреевич Новгородов с Татты реки, притока Алдана.

Карагасы – отуреченный народ самоедской ветви угро-финского племени, охотники, живут в Саянских горах по рекам – Оке, Уде, Бирюсе и Кану, крещеные шаманисты.

Насчитывают карагас до 405 человек.

В основу положены сказки, записанные Дм. К. Соловьевым: «Откуда происходят карагасы» и «Карагасы должны промышлять». А сказывал сказки – и «хорошую» и «нехорошую» – Николай Савельич, по прозвищу Тутарь, одноглазый старик карагас – глаз олень ему выбил, а лет ему за восемьдесят.

Бое – так сами себя называют манегры – народ тунгусского племени, охотники, когда-то оленные кочевники, кочуют на лошадях по правому берегу Зеи от Перы до Депа и от Перемыкина до Куматы, шаманисты.

В 1913 г., по свидетельству Дм. К. Соловьева, участника экспедиции в Амурскую область, манегров насчитывали 132 человека.

В основу положена «Сказка о происхождении манегров», безымянная сказка и «Как манегры порядок у себя завели» по записи Дм. К. Соловьева, а сказывал сказки Тудзё Учаткан, горбатый и хромой бое, на реке Депе.

Ораведлат – так сами зовут себя чукчи – оленеводы и собаководы, живут от Берингова моря до реки Индигирки и от Ледовитого океана до рек Анадыра и Анюя, их около 6 000 человек, шаманисты.

В основу положена сказка, записанная И. П. Толмачевым в чукотскую экспедицию 1909 г. на Чукотском побережьи Ледовитого океана, а сказывал сказку Д. А. Бережнов, колымчанин русский, а ему сказал ее летом 1909 г. на складе в устье р. Чуана чукча Номульгин, кочующий на нижнем Чуане.

Запись И. П. Толмачева напечатана в Жив. Стар., 1912 г., вып. II–IV, Пгр., 1914.