Привидение Рассказ Лидии Чарской

Все разъехались на рождественские каникулы. Нас оставалось четверо, воспитанниц четвертого класса. Красивая, серьезная, не по летам тихая и не по летам печальная Люда Влассовская, у которой в этом году умерли мать и маленький братишка, смуглая, черноглазая цыганка Кира Дергунова; розовая хохотушка Бельская и я, ваша покорная слуга Мария Запольская, по прозвищу «Краснушка», по наклонностям казак, огненно-рыжая, отчаянно шаловливая, не признающая никакой узды.

Разъехались те институтки, что жили за городом иногородние, двадцать второго, городские в сочельник, то есть сегодня после завтрака.

Институт опустел. Младшие классы находились в другом коридоре, очень далеко от нас; старшие воспитанницы не обращали на нас никакого внимания, как на «четвертушек», ни то, ни се, как нас называли наши постоянные враги «третьи», считавшие себя значительно старше нас. Нам не оставалось ничего делать, как слоняться из угла в угол по опустевшим коридорам, зале и библиотеке.

С великим облегчением вздохнули мы, когда раздался дребезжащий звонок, призывающий нас к молитве и чаю.

Лениво отпили мы чай, лениво поплелись в спальню, лениво разделись и улеглись по постелям.

Классная дама или иная синявка, мечтавшая о завтрашнем праздничном отпуске, понадеялась на наше благонравие и ушла к себе спать.

С её уходом на мгновенье воцарилась полная тишина. Вдруг Кира Дергунова, неожиданно вскочив со своей постели, очутилась около меня.

— Ты не спишь, Краснушка? Мне страшно, — прошептала она, усаживаясь в ногах моей кровати.

— Чего ты! Вот глупенькая!

— A ты разве не боишься?

— Ну, вот еще! И чего мне бояться, смешная!

— Да ты вспомни только, какая сегодня ночь, Маруся! Сочельник ведь. В эту ночь девушки гадают в деревнях. Всякая чертовщина мерещится…

— A ты разве веришь в это?

— Да… нет… A ты?

— Чепуха, я ни во что не верю. Все это глупости и вздор.

— Значит и то вздор, по-твоему, что в музыкальных комнатах, где мы на роялях играем, по ночам бродят привидения?

— Вздор. Я не верю!

— Ну, ты, душка, притворяешься.

— Дергунова, я всегда говорю правду! — разозлилась я.

— Ну, прости, Марусек, не буду… А только, знаешь что? Мне старшие говорили, что они слышали, как иногда в зазальных номерах слышится иногда музыка ночью. Кто-то играет там, уверяют они.

— Вздор! Вздор! И вздор! — начала я горячиться, — врут твои первые от большого ума! Ну, хочешь, я докажу тебе, что все это чепуха, Кира? Ты говоришь, сегодняшняя ночь — ночь привидений, и если ты что-либо увидишь или услышишь, так это именно сегодня или никогда. Пойдем в музыкальные комнаты, Кира! Хочешь?

Кира молчала минуту, глаза её стали круглыми от страха, потом она быстро схватила меня за руку холодной, как лед, рукой и прошептала:

— Хорошо. Согласна, идем! Только позовем Белку и Люду.

— Ну, нет, на это я не согласна, — горячо возразила я. — Если Белку взять — завтра же весь институт об этом узнает. А Люду… Знаешь, Кируня, Люду мне даже совестно приглашать… Она до сих пор не может оправиться от постигшего ее удара. Потерять так ужасно мать и брата в несколько дней! Не тревожь ее по пустякам, Кира. К тому же она устала и сейчас спит, и Белка спит тоже. Пойдем вдвоем.

— Ну, хорошо, пойдем! — нерешительно произнесла Кира, и я отличию видела по ней, что она трусила.

Мы наскоро накинули нижние юбки, платки и босые прошмыгнули в коридор. Миновали его, спуститься во второй этаж, где помещалась зала с примыкавшими к ней музыкальными комнатами. Дрожа от холода и страха, мы осторожно открыли дверь, ведущую из залы в музыкальные крошечные комнатки-номера, и вошли в один из них.

— «Этот» как раз подле! — шепнула мне Кира, — привидение играет в седьмом номере, а это восьмой. Значит рядом.

— Ну, вот и отлично! Да что ты трясешься? Боишься разве? — умышленно веселым голосом произнесла я, скрывая этим мое собственное странное волнение.

— Ну, вот еще! — храбро тряхнула головой Кира, в то время как руки её, холодные, как лед, вцепились в мои.

В комнатках было темно и жутко. Крошечные окошки, выходившие в сад, едва пропускали слабый неровный свет месяца. Белые лунные пятна ложились на пол.

Мы сели, обнявшись, на круглом зеленом табурете и стали тихо беседовать между собой.

— Как у нас сегодня славно в деревне! — говорила я. — Папа устраивает елку для крестьянских ребятишек. Они соберутся все в школу… Славные, румяные такие бутузы!.. Пропоют тропарь празднику, елку зажгут, гостинцы поделят, а там колядовать пойдут по деревне… Хорошо! А кругом-то сугробы, снег… Огни в избушках, а наверху звезды, без счета, без числа. Прелесть, как хорошо! А у вас хорошо бывает в этот вечер, Кира?

Она задумалась на минуту. Потом черные цыганские глаза её заискрились.

— И у нас хорошо! И у нас елка. В офицерском собрании или в нашей квартире. Ведь папа — командир полка… Он и устраивает елку для детей офицеров. Ужасно весело! Полковой оркестр играет… Дамы нарядные, веселые… Ужасно досадно, что так далеко наш город и я не мо……

Кира внезапно смолкла и глаза её округлились от ужаса… В соседнем номере совершенно ясно послышались тихая, красивая музыка… Вот она повторились… Вот еще и еще… Вот перешла в чудную, захватывающую мелодию.

Кира стояла белая, как мел, предо мною, щелкая зубами и вся дрожа, как в лихорадке. Я сама, должно быть, была не лучше… Всю меня трясло… Страх наполнил мою маленькую душу.

— Бежим! — прошептала Кира, и, схватившись за руки, мы кинулись бегом из комнатки.

Но в ту минуту, как мы перешагнули её порог, музыка разом прекратилась и прямо перед нами выросла высокая, тонкая, белая фигура.

— А! — прокричала Кира не своим голосом.

Я же, не помня себя, рванулась вперед прямо к белой фигуре и вдруг невольно отступила в удивлении.
— Люда? Ты!

Да, это была она, наша тихая, кроткая Люда, твердо переносившая свое большое горе.

— Простите! Я напугала вас. Ради Бога, простите! — заговорила она своим тихим печальным голосом. — Но я часто прихожу сюда ночью играть эту пьесу, которую играла покойная мама. Когда все стихнет и уснет, мне как-то лучше и приятнее мечтать здесь о мамочке и брате. Мечтать и играть мамину пьесу, которую я никогда ни при ком не играю. Я не знала, что напугаю вас! Простите!

— Полно, Люда! Разве ты виновата? — поспешила я успокоить девочку и крепко поцеловала ее.

Кира последовала моему примеру. Она была очень сконфужена теперь.

Потом мы все трое поднялись в дортуар, где металась насмерть перепуганная нашим исчезновением Белка.

С этих пор Кира не верила в существование привидений, а Люда уже не играла больше по ночам свою пьесу.