Глава 12 Черный Лебедь — Рафаэль Сабатини
СТРАЖ
Слепое увлечение Тома Лича мнимой мадам де Берни - применим такое более пристойное определение страсти, бушевавшей в его душе - вскоре стало очевидным для его офицеров. Они вначале воспринимали это с полным безразличием, как объект для непристойных шуток, пока проницательный Бандри не указал на печальные последствия, к которым оно могло привести.
Встревоженные его трезвыми рассуждениями, они однажды после обеда, оказавшись вместе с Личем, устроили импровизированный военный совет.
Так как Бандри был среди них единственным, кто мог выступить против капитана в столь щекотливом вопросе, то его, за хладнокровие и бесстрашие, и выбрали оратором. Шрамы от оспы превратили его землистое лицо в лишенную всякого выражения маску, и ничто, кроме движения губ и блеска глаз, да и то, если он сам этого хотел, не выдавало направления его мыслей. Внешне холодный и бесстрашный, сохранявший умеренное изящество, оставшееся с тех времен, когда он был торговым капитаном, Бандри и в словах был нетороплив и точен. В спокойной и неторопливой манере он кратко и ясно изложил капитану их неодобрение его поведения.
Лич в ответ разразился отвратительной вспышкой гнева, с рычанием угрожая выпустить кишки каждому, кто посмеет встать между ним и его желаниями, какими бы они ни были.
Воган, Халлауэлл и Эллис, напуганные его бурной вспышкой, начали сожалеть, что вообще затронули этот вопрос. Но Бандри устремил на Лича свои холодные, ничего не выражающие глаза, в глубине которых, вероятно, таилась та гипнотическая сила, которую приписывают взгляду змеи.
- Передохни, капитан. Дыши свободней. Это поможет тебе остыть, а когда успокоишься, то, может быть, сможешь внять доводам рассудка.
- Рассудка? К черту!
- Именно это ты и делаешь, - сказал Бандри.
- Что делаю?
- Проклинаешь рассудок, а он, как я заметил, наказывает тех, кто пренебрегает им. Именно это и случится с тобой, капитан, если ты не уменьшишь паруса.
Это прозвучало для Лича как угроза, и если не уменьшило его гнева, то, по крайней мере, заставило сбавить тон. Он снова сел, глядя недоброжелательными глазами на бледное, почти зловещее лицо штурмана.
- Я сам могу разобраться в своих делах и никому не позволю вмешиваться в них. Понятно?
- Если бы это было только твоим делом, - заметил флегматичный Бандри, - мы бы позволили тебе сесть на мель, черт с тобой. Но это будет означать то же самое и для нас. Мы все окажемся на мели, а мы как раз не собираемся из-за твоих капризов потопить корабль, пока не бросим якорь в золотой гавани с испанскими сокровищами.
- Значит я, с вашего позволения, к этому веду дело, не так ли? И вы посчитали своим долгом напомнить мне, да? Удивляюсь, ей-богу, почему бы мне не пристрелить тебя на месте, чтобы показать, кто здесь хозяин. - Он перевел сердитый взгляд на остальных и, усмехаясь, заметил: - И вы, конечно, того же мнения.
Ответить ему осмелился Халлауэлл. Он подался вперед своим тучным телом и оперся массивной рукой о стол.
- Тебе придется внять доводам рассудка, капитан. Неужели ты считаешь, что Превосходный Чарли не заметил того, что заметили мы? Или ты думаешь, что он тот человек, что позволит шутить с собой? Уж тебе бы, Том, должно быть известно, что под его пышными нарядами и пижонскими манерами скрывается самый опасный человек, который когда-либо плавал по морям.
- Чушь! Он вполне спокоен со мной, а на большее он и не осмелится.
- Капитан, дорогой, - вступил в разговор Воган, - не обольщайтесь на этот счет. Он спокоен, верно. Только это спокойствие стали, а не бархата.
- А для чего, по-вашему, у него существует глотка, глупые вы простофили?
- Ну и для чего же? - хриплым голосом отозвался Бандри.
- Чтобы перерезать ее так же легко, как и другим, что и произойдет, если Чарли станет надоедать мне.
- Это как раз то, что ни в коем случае нельзя допустить, - сказал Бандри. - Он принес нам шанс удачи, и нельзя упускать его из-за твоих любовных увлечений. Поэтому, Том, хорошенько запомни это и оставь эту женщину в покое.
- Верно, - сказал краснолицый Эллис, - пока богатства не окажутся у нас в трюмах, тебе, капитан, придется сдерживать свои чувства.
- В конце концов, - сказал Воган примиряюще, - никто не собирается отнимать у тебя эту девку, раз она тебе так нравится. Только наберись немного терпения. Это единственное, что мы требуем от тебя. - При этом он рассмеялся, а Эллис и Халлауэлл поддержали его, разряжая нависшую напряженность и принуждая усмехнуться и Лича.
Но Бандри не смеялся. Он так же далек был от смеха, как и от проявления любых других эмоций. Лицо его по-прежнему напоминало маску, а глаза, казавшиеся неестественно темными на бледном лице, были прикованы к капитану. В их змеином взгляде читались подозрительность, холодность и скрытая угроза. Такими они и оставались до тех пор, пока Лич ворчанием не выразил своего презрительного согласия с их требованием вести себя осмотрительно.
Выполняя обещание, капитан не пошел вечером к хижине де Берни. Когда же и на следующий день он не перешел через ручей, служивший естественной границей пиратского лагеря, Присцилла решилась высказаться по этому поводу. Она выразила надежду, что может поздравить себя в связи с отказом Лича от своего неприятного обычая.
Наслаждаясь вечерней прохладой, они ужинали на небольшой зеленой поляне перед хижиной. Никто из мужчин ничего не сказал в ответ на слова Присциллы, и на короткое время наступила тишина. Но, как вскоре выяснилось, ее слова затронули в мозгу майора вереницу мыслей, и он ворчливым тоном крайне уставшего человека обратился к де Берни, сидевшему по другую сторону от девушки.
- Я давно уже хочу спросить вас, сэр, что вы намерены делать с нами, когда отправитесь в свой грабительский рейд против испанцев?
Мисс Присцилла, недовольная грубыми словами майора и его тоном, нахмурилась.
Что же касается де Берни, то на этот раз, он, похоже, был захвачен врасплох вопросом майора, Он долго молчал, а затем, овладев собой, как-то странно улыбнулся.
- Ах, майор! - сказал он, избегая ответа на вопрос. - Не пойму, то ли вы очень храбры, то ли очень глупы.
- Чтоб мне утонуть, сэр, - выпалил тот, - я прошу вас объясниться.
- Я имею в виду, что фанфаронством, стоящим за вашими глупыми словами, вы ставите меня в тупик.
На мгновение у майора перехватило дыхание.
- Сэр, - сказал он, - я этого не стерплю ни от кого.
- В самом деле? Вы, значит, признаете только свое право вести себя вызывающе? Опасная привилегия, особенно здесь. - Де Берни как-то лениво поднялся, - Я уже указывал вам, мой дорогой Бартоломью, что само ваше спасение уже является самым сильным доказательством моей честности. Но не стоит злоупотреблять этим.
- Злоупотреблять, сэр? - вскипел тот, стряхивая руку Присциллы, попытавшейся его остановить. - Я задал вам ясный вопрос, и каждый из нас, и мисс Присцилла, и я, вправе, как мне кажется, ждать на него ответа.
- Вы задали его в грубых, вызывающих выражениях, - сдержанно ответил де Берни.
- Я называю вещи собственными именами. Собственными, чтоб мне лопнуть!
Де Берни свысока посмотрел на него.
- Ну, ну! Ваше счастье, что у меня нет желания возвращать комплименты.
С этими словами он поклонился мисс Присцилле, надел свою шляпу и неторопливо двинулся в направлении лагеря.
Когда майор пришел в себя, де Берни был уже в 20 ярдах. Его еще можно было догнать, но мисс Присцилла строгим голосом приказала майору сидеть. Механически он подчинился, но по обыкновению взорвался.
- Это уже невыносимо, чтоб мне лопнуть! Я не собираюсь терпеть его наглость.
- Зачем же вы тогда напрашиваетесь на нее? - холодно спросила она. - Почему бы вам не быть с ним вежливым? Или вы считаете, что для нас это не обязательно?
Ее сарказм еще больше распалил гнев майора.
- Вы защищаете этого мошенника! Только этого и не хватало. Защищать его от меня. От меня! Во имя всего святого, мэм, скажите, кем является для вас этот хвастливый пиратский пес?
Но она сохраняла непроницаемый вид, словно взяла де Берни за образец для подражания.
- Вопрос вовсе не в этом, а в том, кем он мог бы стать для вас, если бы вы не прилагали столько усилий, чтобы оскорблять его. Он уже разъяснил вам, что если бы был тем, кого вы так упорно в нем видите, то уже давно отделался бы от вашей персоны.
- Чепуха! - вскричал майор и тут же закрыл рот, чтобы не произнести в присутствии дамы чего-нибудь такого, о чем он мог впоследствии пожалеть.
Он пришел к выводу, что она крайне раздражена. А ведь вопрос, заданный французу, касался и ее. Жизнь и смерть, а возможно, и нечто большее, заключались в нем, а она, словно не понимая серьезности ситуации, придавала значение только его манерам, как будто это могло иметь какое-то значение в их опасном положении.
Однако, думая так, майор был к ней несправедлив. Она, конечно, отметила не только важность заданного майором вопроса, но и явное нежелание де Берни отвечать на него. Ее заинтересовало, являлось ли это нежелание результатом раздражения, вызванного бестактными словами майора, или же для этого существовали более глубокие причины. И подозрения, дремавшие под воздействием мирной обстановки, пробудились вновь. А ей хотелось их рассеять.
Поэтому в ту же ночь, когда де Берни спал на своем посту у входа в хижину, ее рука мягко опустилась на его плечо. Каким бы легким ни было это прикосновение, он мгновенно проснулся, будто часть его чувств оставалась на страже даже во сне. Приподнимаясь, он откинул широкий плащ, в который был закутан, и в свете луны голубоватым огнем вспыхнула обнаженная сталь. Он спал, положив рядом с собой шпагу.
Неясным видением склонилась над ним мисс Присцилла, прижав палец к губам. Он быстро осмотрелся по сторонам, словно спрашивая, что могло ее встревожить. Но все вокруг дышало спокойствием. Только мягкий шелест прилива на берегу да храп, доносившийся из палатки майора, были единственными звуками, нарушавшими тишину ночи.
- Что случилось? - мягко спросил он, собираясь встать.
- Тише! - прошептала она, и его напрягшиеся мышцы расслабились. - Я хочу поговорить с вами.
- К вашим услугам, - ответил он.
Он присел спиной к стене, и она опустилась рядом с ним. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы найти нужные слова.
- Сегодня Барт задал вам вопрос. Вы на него не ответили. Использованные им выражения, конечно, достойны порицания и, разумеется, оскорбительны для вас.
- Ах, нет, - ответил он негромко. - Если человек невоспитан, то этим он обижает себя, но не меня.
Она начала извиняться за майора, объясняя его категоричность частично теперешними условиями жизни, а частично - тревогой за ее судьбу.
- В этом нет необходимости, мисс Присцилла, - прервал он ее. - Меня это не очень волнует, а, вернее сказать, вообще не волнует. «Побеждай терпением» - таков девиз нашего дома, и я взял его себе основным правилом в жизни, хотя и не являюсь человеком, не способным испытывать гнев или внезапную ярость, уверяю вас.
- Не надо меня убеждать, - сказала она. - Я и сама уже заметила это.
А про себя она отметила также и странность ситуации, в которой оказалась, выслушивая человека, в прошлом бывшего вне закона, а теперь готовившего пиратский набег на испанцев, и в то же время скромно говорившего о своем доме и его возвышенном девизе.
Однако, она не позволила себе долго останавливаться на этой мысли. Она пришла сюда с определенной целью, и эта цель должна быть достигнута.
- Вы не ответили на вопрос Барта, - снова сказала она. - Он, как вы помните, коснулся ваших намерений в отношении нас, когда вы отправитесь с этими людьми в набег. Дадите ли вы мне этот ответ сейчас?
Ответ последовал после некоторого раздумья:
- Я жду, как развернутся события.
- Однако, у вас должен быть какой-то план, какой-то проект, - настаивала она и после паузы добавила уже мягче: - Прежде я полностью доверяла вам. Ведь только благодаря вам я могу чувствовать себя спокойной в этих условиях.
- А сейчас вы мне не доверяете?
- Нет, не так. Я была бы в отчаянии, если бы это было так. Но вы поймите мое беспокойство, хотя я и стараюсь не проявлять его внешне.
- Прежде вы были очень смелой, исключительно смелой, - восхищение в его голосе граничило с почтением. - Ваша смелость помогла мне больше, чем вы сами предполагаете. Продолжайте и дальше помогать мне, и тем самым поможете себе.
- Однако, вы ничего не сказали о своих намерениях. Зная их, я смогла бы проявить большую твердость.
- Я уже сказал, что жду развития событий. К этому могу добавить, что у вас - я уверен в этом - не будет причин для каких-либо опасений. Уверен также, что и далее смогу обеспечивать вашу безопасность. Клянусь, что так и будет, пока я жив.
- Пока вы живы?
Он услышал, что у нее перехватило дыхание, а голос внезапно задрожал.
- Мне не следовало этого говорить. К чему вносить новые сомнения в ваше будущее, когда у вас и так хватает тревог, - сказал он и твердым голосом добавил: - А я буду жив, можете не сомневаться.
- Новые сомнения в моем будущем! - повторила она его слова и усмехнулась. - Как низко вы обо мне думаете!
Он не понял ее, а она не пояснила смысла своих слов, но следующий ее вопрос касался его безопасности.
- Как вы можете верить, что эти люди сдержат данное вам слово, когда испанский флот будет захвачен?
Он мягко рассмеялся.
- А я и не верю. Когда-то среди буканьеров существовала честность. Но сейчас... И эта скотина Лич! У него о чести столько же понятия, сколько и о жалости или приличии. Нет, они и не собираются держать данное мне обещание.
- Но тогда? - в изумлении и тревоге она затаила дыхание. - Если так, то на что вы надеетесь?
- Надежда не покидает меня. Ведь может представиться удобный случай. И он существует всегда, просто мы не всегда замечаем его, если только не подстерегаем специально. А я как раз этим и занимаюсь. Поэтому, мадам, оставьте ваши тревоги. Только невероятная враждебность фортуны может помешать мне, а к вам она, несомненно, не может быть враждебной.
- Вы ничего не скажете мне больше?
- В настоящий момент мне больше нечего сказать, но я снова прошу вас верить, что не позволю причинить вам вреда.
Некоторое время она молчала, затем, вздохнув, произнесла;
- Хорошо. Спокойной ночи, месье де Берни.
Он долго еще сидел в задумчивости после ее ухода. Его ум был занят поисками объяснения словам: «Как низко вы обо мне думаете!» Если она имела в виду, что он думает, будто, беспокоясь о его жизни, она тем самым беспокоится о себе, то что еще она могла подразумевать? И как вообще она могла так подумать?