Часть 3 Глава 4 Новые приключения парижанина — Луи Буссенар
Верхом на негре. — Тотор-укротитель. — Здесь опасно быть белым. — Африканский макияж. — Пленные. — Одним больше. — Где же остальные? — И снова бош!
Дело действительно было сделано.
Настоящий свет, настоящее небо над головой. Тотор оглядывался вокруг, испытывая при этом неизъяснимое счастье. Он жадно вдыхал воздух, обжигающий, как глоток черного кофе, размахивал руками, болтал ногами, как расшалившийся мальчишка.
«Выбрался из этого склепа! Вот так удача! — размышлял парижанин. — Кто ищет — тот всегда найдет. Я и вправду родился в рубашке. Да еще отец помог мне со своей историей о маленьком трубочисте. Браво, папа!»
И он послал отцу с матерью воздушный поцелуй через тысячи миль. Для любящих сердец существует, должно быть, беспроволочный телеграф.
Между тем Тотор все еще восседал верхом на поверженном негре. Кругом, насколько хватало глаз, — чахлая, выжженная трава. Картина воистину безрадостная! Но в эту минуту Тотору нравилось все, в особенности же то, что здесь довольно безлюдно.
Но где он находится? Надо сказать, что в Центральной Африке не ставят указателей на перекрестках по той простой причине, что там нет ни самих перекрестков, ни улиц, ни переулков. Ну да географией Тотор займется попозже.
— Эй! — обратился он к негру. — Что ты там барахтаешься? Не торопись. Поболтаем.
Француз встал. Полузадохнувшийся негр понемногу приходил в себя и тоже пытался подняться.
— Погоди, старина! Дай-ка я тебе помогу.
Тотор схватил его за пояс и перевернул на спину.
Негр открыл глаза, взглянул на белого и испуганно вскрикнул.
— Во-первых, заткнись! А не то я тебя так отделаю…
Негр привычным движением принялся нащупывать за поясом рукоятку ножа.
— Напрасный труд, Лизетта. Ножик — это для Биби, а еще пистолет и коробочка с патронами. Игрушки старые, однако могут пригодиться.
Негр не понимал ни слова и начал было отбиваться.
— Ах ты, шалунишка! Маленький проказник! Хочешь сделать Биби какую-нибудь гадость? Предупреждаю: поостерегись!
Тотор с силой сжал черную ладонь в своей руке.
Негр побледнел, заскрипел зубами, но Тотор и ухом не повел, а стащил с незнакомца одежду и оставил в чем мать родила, да к тому же отвесил такую оплеуху, что тот не стал больше сопротивляться.
Парижанин внимательно осмотрел коричневый бурнус с капюшоном и поясом.
— Даже и не слишком грязный! И блох не много! Подойдет! Эй! Эй!
Последние восклицания относились к негру, который вдруг вскочил на ноги и собрался бежать.
Тотор ринулся наперерез, одним ударом повалил противника на землю и накрепко связал той самой веревкой, что помогла ему выбраться на волю. Секунду он размышлял, не стоит ли отправить своего охранника вместо себя в каменный мешок, но потом передумал…
Что, если о несчастном забудут?
— Никогда не поступай с другими так, как не хотел бы, чтобы поступили с тобой! Я побеждаю врага, но не измываюсь над ним.
Тотор положил связанного в тени, неподалеку от входа в тюремную камеру. Бывший охранник выглядел внешне вполне невинно и походил на обломок колонны, остаток какого-то древнего сооружения.
— Послушай, старик, — обратился молодой человек к негру. — При случае я непременно проведаю тебя. А пока спокойной ночи и дурных тебе сновидений.
Теперь — быстро переодеться. Бурнус был длинноват, но сидел недурно. Тотор раздобыл оружие: ятаган, пистолет, патроны — и чувствовал, что ему все по плечу.
Куда же идти? В какую сторону податься? Ясно одно: пещера не может находиться далеко от лагеря или стоянки работорговцев. Но в каком направлении лагерь? Слева, справа, прямо?
— Не часто я оказывался в столь затруднительном положении, — сказал сам себе Тотор. — Пустыня, ни одного полицейского, и никаких ориентиров! Кроме того, не стоит обольщаться. Если я нарядился в одежду негра, это вовсе не означает, что я почернел. Руки, ноги, лицо выдают меня. Белая кожа сразу же привлечет внимание. Ах, как хочется курить! Полцарства за сигару!
Тотор взглянул на негра. Тот мирно спал или только делал вид, что заснул.
— Не могу же я, в самом деле, содрать с него кожу и натянуть на себя!
Наш герой внимательно осмотрелся и в нескольких шагах заметил невысокий холмик, который при свете дня показался ему абсолютно черного цвета.
— Гм… Кто знает? Быть может, пустыня откроет мне секреты макияжа.
Тотор подошел ближе и увидел, что земля не черная, но, во всяком случае, темно-коричневая. Она была мягкой и рассыпчатой.
— Черт знает, какую заразу тут подхватишь! Впрочем, я не брезглив, да и не до жиру сейчас.
Он взял щепотку и старательно потер руку. Кожа почернела.
Тотор ударил себя по лбу:
— Я знаю, что это такое! Муравьиная парфюмерия. Маленькие твари перемалывают и разминают землю. Коттоло обожают это лакомство, похожее на шоколад. А бугорок — всего-навсего брошенный муравейник. Хорош-Гусь, бедный мой друг! Он разрисовывал с помощью этой краски себе все тело, ведь она легко смывается водой.
И все-таки Тотор медлил, ибо очень дорожил своим цветом лица. Вдруг он вздрогнул и навострил уши.
Нет, он не ошибся.
Откуда-то издалека донеслись негритянские ритмы, гул тамтамов, визг флейт.
— Дьявол! Ситуация стремительно меняется! Сюда идут люди, а люди — это враги. Да, бывают мгновения, когда одиночество — благо!
Тотор огляделся и увидел вдалеке вереницу чернокожих. Они шли прямо к тому месту, где сейчас находился он.
— Прекрасно! Посмотрим на дело трезво. Положение серьезное. Не исключено, что придется принять бой. Вряд ли мне удастся уйти отсюда невредимым. Но, пока есть еще немного времени, займемся косметическими процедурами. Итак — муравьиное пюре!
Он запустил обе руки в муравейник, зачерпнул по горсти черноватой пудры, натер ноги, руки, шею, лицо. Покончив с не очень приятной процедурой, сын Фрике улегся среди высокой и густой травы.
Приближалась ночь. Если повезет, в темноте его могут и не заметить…
Тотор не знал, что будет делать дальше.
Людей он теперь не видел, но отчетливо слышал их шаги. А вскоре вокруг замелькали темные силуэты.
Свистели хлысты, со зловещим стуком опускались на спины несчастных тяжелые палки.
Тотор догадался, что работорговцы гнали очередную партию пленников.
Их оказалось около сотни. Они, очевидно, целый день надрывались на земляных работах и теперь буквально валились с ног, покачиваясь, точно пьяные.
Решение родилось внезапно. Свобода дана ему для того, чтобы попытаться помочь несчастным! Их, несомненно, ведут в центральный лагерь…
Колонна шла совсем рядом. Тотор осторожно подполз ближе, поднялся и пристроился к пленным. Те были настолько утомлены, что ничего не заметили. К тому же ни цветом кожи, ни одеждой он не отличался от остальных. Правда, с его появлением ряды колонны слегка смешались, и тут же засвистели кнуты. Тотор ощутил жгучую боль. На лбу горел кровавый рубец. Он вздрогнул, но не издал ни звука. Что стоила бегущая по лицу струйка крови в сравнении с теми страданиями, что выпали или еще выпадут на его долю? Он даже обрадовался, ведь вокруг были люди, какая-никакая, а все-таки жизнь, не то что в каменном мешке. Парень сознавал, что движется навстречу неизвестности, быть может, даже ужасной… навстречу мучительной смерти… Но он еще не сломлен!
Колонна между тем не останавливалась. Уже совсем стемнело, но бдительные стражи смотрели в оба. Да никто из пленных и не пытался бежать. Измученные люди мечтали лишь о том, чтобы добраться до места и отдохнуть хотя бы часок.
Вдруг Тотор увидел прямо перед собой что-то белое, напоминающее крепостную стену, и понял, что их привели в лагерь.
Подобно стаду баранов, людей палками и хлыстами загнали в ворота. Толпа заполнила узкий коридор. Тотор почувствовал, что задыхается, и не смог сдержать крика:
— Проклятье!
Однако его никто не услышал. Крик потонул во всеобщем гомоне.
Несколько вооруженных до зубов солдат несли над головами горящие факелы. В их неясном свете Тотор различил по ту сторону площади просторный сарай, сбитый из досок. Внутрь вела тяжелая дверь с железными засовами.
Дверь наполовину приоткрылась, так чтобы можно было входить по трое. Одетый в белое араб считал пленников.
Тотор похолодел. Это был опасный момент.
К счастью, как всякий уважающий себя чинуша, надсмотрщик работал спустя рукава. Ему показалось было, что в одной группе он насчитал не троих, а четверых, вот он и отправил какого-то ничего не понимавшего негра в конец шеренги, да на том и успокоился. Так Тотору удалось проскользнуть незамеченным.
За дверью ряды смешались. Несчастные рабы толкали и пинали друг друга, ибо посреди сарая стояла бадья, где были навалены куски мяса с кукурузой и медом. Изголодавшиеся люди накинулись на малоаппетитное и дурно пахнущее кушанье. Запуская в бадью руки по самые локти, они выхватывали громадные куски и глотали пищу, толком не прожевав. Только за ушами трещало! Клацали зубы, урчали животы…
Тотору пришлось поступить точно так же, ибо выделяться ни в коем случае не следовало. Со всех сторон его пихали, толкали, пинали, и он не знал, выберется ли живым из этой свалки.
Тем не менее он был доволен. Враг где-то рядом. Тотор чувствовал это и знал: Его Величество Случай, как обычно, поможет ему. На его долю выпал, быть может, единственный шанс, и не воспользоваться им было бы просто непростительно. Не стоит пока строить какие-то планы. Поживем — увидим! Главное — выжить.
Воспользовавшись всеобщей суматохой, парижанин решил поискать местечко поудобнее, чтобы устроиться на ночлег, так как чувствовал себя совершенно разбитым.
От едкого, затхлого запаха перехватывало горло, но Тотор старался не обращать на него внимания и, растянувшись прямо на земле, прикрылся своим рубищем и блаженно закрыл глаза.
Вокруг все вдруг закопошились, засуетились. Это укладывались спать насытившиеся наконец пленники. Негры не выискивали места поудобнее, а падали там, где стояли, вповалку.
Никто ничего не заподозрил. Тотор — такой же раб, как они…
Мало-помалу все угомонились. Дверь заперли на тяжелый железный засов. Еще какое-то время Тотор слышал прерывистое дыхание соседей, но вскоре крепко заснул.
Тяжелый, но желанный сон! Несколько часов отдыха и забвения — именно то, что нужно.
Однако…
Что-то встревожило Тотора, и он открыл глаза.
Что это? Кошмар, галлюцинация? Ему показалось… Нет, не может быть! Еле слышный шепот вновь повторил:
— Тотор!
Как будто легкий ветерок пробежал сквозь листву:
— Тотор! Тотор!
Сомнений не было. Голос приближался, и одновременно наш герой заметил, как неясная тень скользнула вдоль ограды.
Подать голос? Ответить или промолчать? А если это подосланный врагами убийца? Если…
— Тотор! Тотор!
Теперь голос прозвучал совсем близко. Чьи-то губы едва не коснулись уха Тотора.
Будь что будет! В конце концов, чем он рискует? Что может быть страшнее нынешнего положения?
Не размыкая губ, затаив дыхание и медленно цедя слова сквозь зубы, он отозвался:
— Тотор здесь!
Неизвестный замер на месте и, помолчав, произнес:
— Ты слышишь меня, патрон?
— Да.
— Если можешь, подними руку. Не бойся! Это Хорош-Гусь.
— О, друг мой! Неужели ты жив?
— Полагаю, да. Ну, делай же, что говорят, черт возьми!
И не успел Тотор поднять руку, как почувствовал сильный рывок. Хорош-Гусь вытащил хозяина из-под груды спящих.
Послышалось глухое ворчание, потом все стихло.
— Становись на четвереньки, патрон! Следуй за мной! Не отставай!
Минуту спустя они очутились в тесной конурке за кучей какого-то хлама. Здесь как раз хватило места для двоих.
Тотор радостно обнял и расцеловал негра.
— Ах, патрон! Как я счастлив! Как счастлив!
— И я тоже! Но как ты узнал меня? Как нашел?
— Когда тебя затолкали, ты слишком громко крикнул: «Проклятье!»
— И верно! А ты услышал?
— Конечно. Я сказал себе: «Не будь я Хорош-Гусь, если это не словечко короля Коколя!» Ходил, ходил вокруг да около, выискивал, вынюхивал. И вот результат!
— Где мы находимся?
— Это Кама, поселение, которое негодяй Си-Норосси основал на берегу неизвестной мне реки. Здесь все его воины, около тысячи человек. Они прекрасно вооружены и в любой момент готовы к бою.
— Тебя тоже взяли в плен?
— Меня схватили там, возле деревни коттоло. Мы должны были помочь им, а вон как вышло. Но, думаю, это еще не конец. Наша песенка не спета. Си-Норосси и его люди хитры, да Хорош-Гусь хитрее. А теперь, когда я нашел тебя… Кстати, патрон, ты-то откуда взялся?
— Из дырки, мой друг. Как пить дать, выдумка твоего приятеля Си-Норосси. Он взял меня в плен, но для белого сделал исключение.
И Тотор рассказал свою историю.
— Потрясающе! — воскликнул Хорош-Гусь. — Ты всегда был самым ловким и сообразительным.
— А где Меринос? — прервал его Тотор.
Хорош-Гусь как-то весь передернулся и ничего не ответил.
— Быстрее, быстрее скажи мне, дружище, что с Мериносом! Он погиб?
— Нет, нет! Но это, быть может, еще хуже!
— Объясни! Я очень беспокоюсь за него…
— Не знаю точно, но, если он жив, я ему не завидую…
— Он здесь?
— Мне известно, что здесь есть один белый пленник. Ходят слухи, что он дал пощечину одному министру или что-то в этом роде. Словом, его приговорили к смерти. А это у них дело скорое.
— Я наведу тут порядок! Нечего сказать, вовремя подоспел!
— Ах, бедный патрон! Не обольщайся! Ты умный, сильный, ловкий, но этих мерзавцев очень много. Они жестоки и кровожадны.
— Ба! Мы с отцом и не такое видали. Знаешь ли, старина, пока ты способен пошевелить пальцем, не стоит отчаиваться. А где Аколи?
— Погиб! И Наир-Вазим, колдун-коттоло, и многие другие. Среди этих людоедов было немало смельчаков. Они предпочли смерть рабству.
— А эльзасец Жан Риммер?
— Не знаю. Он исчез!
Тотор никак не решался задать еще один вопрос, наконец не выдержал и спросил:
— А Йеба?
Хорош-Гусь вздрогнул, и глухой стон вырвался из его Груди.
— Не надо об этом, патрон! Умоляю, не надо!
Тотор понял, что другу невыносимо тяжело вспоминать. И все же тот в двух словах объяснил: Йеба не погибла, а попала в лапы к бандитам.
Хорош-Гусь долго молчал.
Тотор заговорил первым:
— Мужайся, друг мой! Надо крепиться, надо спасти тех, кого еще можно спасти, и отомстить за тех, кому уже не поможешь. Надо покарать палачей или умереть! Ты готов?
— На все!
— Если так, то мы еще повоюем! Вот увидишь!
В это время послышался какой-то шум, все вокруг зашевелились.
Дверь со скрипом отворилась, и внутрь проникли первые лучи солнца; в сарай вбежали арабы-надсмотрщики, негры-майенба и принялись что было мочи лупить еще не проснувшихся пленников. То тут, то там раздавались грозные окрики:
— Встать, собаки! Всем подниматься!
— Что-то случилось, — шепнул Хорош-Гусь. — Похоже, есть новости, и наверняка недобрые.
Полусонные рабы нехотя поднимались. Им велели немедленно выйти из сарая. Несчастные повиновались, но руки и ноги плохо слушались. Солдаты не скупились на палочные удары. Кровь лилась рекой.
Страшная сцена!
Оглушенные Тотор и Хорош-Гусь никак не могли понять, что явилось причиной странного поведения стражников. Возможно, повелитель встал не с той ноги и в слепой ярости приказал уничтожить вчерашнюю партию рабов?
Напрасно они надеялись, что их не заметят. Надсмотрщики обшарили каждый уголок, рьяно исполняя приказ хозяина.
Лучше подчиниться, чем подвергнуться побоям и унижению.
Оба поднялись и, присоединившись к группе негров, направились к выходу. Все сошло благополучно.
Здесь друзья увидели, что площадь перед сараем оцеплена. В строю стояли по меньшей мере человек пятьсот воинов с ружьями наготове. Сюда же подкатили и пушку.
Сопротивление бесполезно! Из этой мышеловки не вырвешься!
Несчастных разделили на несколько групп, с них срывали одежду, нещадно били.
— А! Каналья! — вскричал Тотор, узнав человека, который руководил экзекуцией.
Это был немец фон Штерманн, одетый в арабский костюм.
Тотор помнил, как тот упал под ударом Жана Риммера. Однако предатели живучи!
— Вон белый! Я узнал его! — завопил немец. — Схватить!
Десять человек бросились к Тотору. Он не собирался сдаваться и какое-то время успешно отбивался. Над головой свистели сабли, а Тотор пустил в ход не только руки и ноги, но и зубы…
— Не убивайте его! — ревел немец. — Взять живым!
Наконец негодяй и сам подскочил с револьвером в руке…
Тотор ринулся вперед, стараясь схватить лейтенанта за горло, но солдаты подоспели вовремя и связали бунтовщика.
Фон Штерманн стоял совсем рядом. Тотор изловчился и плюнул ему в лицо.
— Предатель! Иуда! — кричал он. — Убей меня! А не то я тебя уничтожу!
Бывший лейтенант из Камеруна позеленел от злости, вскинул револьвер, но сдержался. Тонкие губы скривились в зловещей улыбке:
— Грязный французишка! Отведите его во дворец. Си-Норосси живо его укротит.
Тотора увели.
А где же Хорош-Гусь? Почему он не защитил своего друга и патрона?
Хорош-Гусь исчез.