Удивительные сюжеты Шекспира Несбит Эдит Укрощение строптивой
[29]
В Падуе жил некогда богатый дворянин по имени Баптиста, и были у него две дочери-красавицы.
К старшей, Катарине, сердитой и вспыльчивой грубиянке, никто не сватался — кому нужна сварливая жена? Зато её сестра Бьянка была такой милой, нежной и кроткой, что многочисленные поклонники осаждали Баптисту, прося её руки. Но тот оставался непреклонен: сначала он должен выдать замуж старшую дочь. Вот воздыхатели Бьянки и сговорились найти Катарине жениха — после этого, решили они, Баптиста хотя бы согласится выслушать их речи о нежных чувствах к Бьянке.
Выбор их пал на молодого дворянина из Вероны по имени Петруччо, и они полушутя спросили его, не хочет ли он жениться на грубой и сварливой Катарине. К их изумлению, Петруччо ответил, что очень хочет! Если эта Катарина хороша собой и богата, сказал он, то уж ласковой и приветливой он её как-нибудь сделает.
Для начала Петруччо обратился к Баптисте с просьбой: не позволит ли тот ему поухаживать за своей дочерью — любезной Катариной? Баптисте не оставалось ничего иного, кроме как предупредить Петруччо, что дочь его вовсе не любезна. Словно в подтверждение этих слов в комнату ворвался учитель музыки: несносная Катарина сломала лютню о его голову всего лишь за то, что он указал ей на ошибку!
— Вот весёлая девчонка! — воскликнул Петруччо. — Кажется, она мне нравится ещё больше! Скорее бы встретиться с ней и поболтать.
Тут вошла Катарина, и Петруччо радостно приветствовал её:
— День добрый, Кет! Так вас зовут, слыхал я?
— Слыхали так? Расслышали вы плохо, — грубо ответила девушка. — Зовусь я от рожденья Катариной!
А вот что сказал на это Петруччо:
— Солгали вы; зовут вас просто Кет;
То милой Кет, а то строптивой Кет,
Но Кет, прелестнейшей на свете Кет.
Так вот, моя милая Кет, услышав, что люди повсеместно хвалят твою кротость и красоту, я прибыл сюда просить твоей руки.
— Моей руки?! — взвилась Кет. — Да ни за что на свете!
И она наговорила Петруччо ужасных грубостей, а в довершение всего, стыдно сказать, дала ему пощёчину!
— Ударишь ещё раз — получишь сдачи, — тихо сказал Петруччо и, несмотря на все колкости Катарины, заявил, что она мила и прекрасна и что он женится на ней во что бы то ни стало.
В этот момент вернулся Баптиста и сразу же спросил:
— Ну что, поладили вы с дочкой?
— Конечно, поладили, — ответил Петруччо. — Могло ли быть иначе?
— А ты что скажешь, Катарина? — обратился Баптиста к дочери.
Катарина так и вспыхнула:
— Нечего сказать, хорош отец! Просватал меня за полоумного, нахала, грубияна…
— Понимаете ли, — сказал Петруччо, — вы и все другие зря на неё наговаривали. Видели бы вы, как она мила и нежна, когда мы с ней наедине! Словом, я еду в Венецию за подвенечными нарядами, потому что — дай ручку, Кет! — в воскресенье мы играем свадьбу!
При этих словах Катарина вылетела из комнаты, словно ужаленная, а Петруччо, усмехаясь, спокойно вышел в другую дверь.
Мы не знаем, понравился ли Катарине Петруччо. Возможно, она просто была рада впервые в жизни встретить мужчину, который не оробел перед ней. А может, ей польстило, что, несмотря на всю её грубость и язвительность, он всё равно был полон решимости взять её в жёны. Так или иначе, в воскресенье они действительно сыграли свадьбу, как и обещал Петруччо.
Чтобы смирить мятежный дух Катарины и заставить её поволноваться, Петруччо нарочно опоздал на свадьбу. Наконец он явился — но в таких ужасных лохмотьях, что Катарина сгорала со стыда, идя с ним под венец. Слуга его тоже был в обносках, а над их жалкими клячами потешались все встречные.
После венчания Петруччо вместо свадебного пира увёз жену прочь, не дав ей ни кусочка съесть и ни глоточка выпить. Он заявил, что отныне жена — его собственность, а своим добром он волен распоряжаться по своему усмотрению. Вёл он себя при этом так дико и грубо, что Катарина, дрожа от страха, повиновалась ему. Петруччо усадил молодую жену на тощую, спотыкающуюся клячу и, ворча и ругаясь, повёз в свой загородный дом.
Дорога была грязная и ухабистая, и когда они добрались до места, Катарина совсем обессилела от усталости. Однако Петруччо решил не давать ей в эту ночь ни есть, ни спать, поскольку твёрдо вознамерился преподать строптивой жене урок на всю жизнь.
Петруччо приветливо пригласил Катарину в дом, но когда подали ужин, стал кричать на слуг и нещадно придираться ко всему. Стол накрыт плохо, говорил Петруччо, а мясо пережарено; он же слишком любит молодую жену, чтобы позволить ей есть что попало. В итоге утомлённая путешествием Катарина отправилась спать без ужина. Но на этом её злоключения не кончились. Беспрестанно твердя о своей любви и о том, как ему важно, чтобы любимая хорошо выспалась, Петруччо разбросал куда попало все подушки, простыни и перины, так что Катарине вообще негде было лечь. Нечего и говорить, что при этом он неустанно бранил слуг за нерадивость. Петруччо хотел на своём примере показать Кет, что сварливый нрав не украшает человека.
На другой день история повторилась: Петруччо разругал яства и велел всё унести. Катарина не успела даже притронуться к еде и еле держалась на ногах после бессонной ночи.
— Прошу тебя, — взмолилась она, обращаясь к слуге, — раздобудь мне еды, всё равно какой!
— Что вы скажете про телячью ножку? — спросил слуга.
— Да! — обрадовалась Катарина. — Неси её скорей!
Но слуга, который был в сговоре с хозяином, ответил, что ножка, пожалуй, вредна для печени; может быть, госпожа предпочтёт требуху?
— Тащи! — велела Катарина.
— Нет, она тоже вредна для здоровья. Что вы скажете про говядину с горчицей?
— Я её обожаю! — воскликнула Катарина.
— Боюсь, горчица вас разгорячит…
— Ну так давай без горчицы! — поторопила его Катарина, изнывая от голода.
— Нет, — сказал слуга, — без горчицы никак нельзя. Только с горчицей.
— Тогда, — крикнула Катарина, теряя терпение, — тащи то и другое, или что-то одно, как хочешь!
— Ладно, — согласился слуга, — так и быть, принесу горчицу без говядины.
Только тогда Катарина поняла, что слуга потешается над ней, и поколотила его.
Наконец Петруччо пригласил Катарину отведать блюдо, которое сам для неё приготовил. Но не успела Катарина проглотить и кусочка, как муж велел немедленно убирать со стола, потому что явился портной с новыми нарядами.
Катарине пришлись по душе новые платье и шапочка — но не тут-то было. Петруччо принялся кричать, что наряд испорчен. Он обругал портного последними словами, швырнул на пол и шапочку, и платье, и поклялся, что его красавица-жена ни за что не наденет такое уродство.
— Надену! — закричала Катарина. — Все хорошие дамы носят такие…
— И ты будешь носить, когда станешь хорошей, — отрезал муж, — не раньше.
С бранью выпроводив портного (но тайком пообещав расплатиться с ним), Петруччо сказал:
— Собирайся, Кет, поедем к твоему отцу в обычном платье. Ведь как сквозь тучи солнце проникает, так честь сквозь платье скромное видна. Сейчас около семи; к обеду как раз доберёмся.
— Уверяю, сейчас почти два часа, — возразила Кет. Она уже поняла, что мужа лучше не сердить, и разговаривала с ним вежливо, не то что раньше с отцом и сестрой. — Почти два, мы и к ужину, скорее всего, не доедем.
— Поедем ровно в семь! — заупрямился Петруччо. — Что б я ни сказал, ни сделал, ни подумал — вечно ты идёшь наперекор! Вот возьму и вовсе сегодня не поеду, а когда поеду, будет столько времени, сколько я скажу!
Наконец они тронулись в путь.
— Посмотри-ка на луну, — сказал Петруччо.
— Но ведь это солнце! — удивилась Катарина.
А это и вправду было солнце.
— Опять ты пререкаться? Сказал «луна», значит, луна! А скажу «солнце» — будет солнце. Что я скажу, то и будет светить, иначе не поедем к твоему отцу!
Тут-то Катарина и сдалась — раз и навсегда. Она сказала:
— Как назовёте, так оно и есть, И так всегда для Катарины будет.
С этого самого момента Катарина поняла, что муж — господин над ней, и больше не показывала свой строптивый нрав ни ему, ни другим.
Приехав в Падую, они попали прямиком на свадебный пир. Бьянка из всех своих женихов выбрала самого достойного — Люченцио, а отвергнутый ею Гортензио не стал унывать и тут же сделал предложение своей давней знакомой. Так что в этот день праздновались сразу две свадьбы в одном доме. Петруччо и Катарину пригласили к столу, где все пировали и веселились, и всё шло как нельзя лучше. Но тут молодая жена Гортензио, видя, как беспрекословно Катарина повинуется мужу, надумала потешаться над ней, на что раньше вряд ли решилась бы. Однако Катарина отвечала ей сдержанно и находчиво, обратив все насмешки против самой новобрачной.
После пира, когда дамы удалились, Баптиста вместе с другими стал подшучивать над Петруччо:
— Увы, как мне ни жаль, сынок Петруччо,
Твоя жена строптивей, чем у всех.
— Ошибаетесь, — сказал Петруччо, — и я вам это докажу. Пусть каждый из нас пошлёт сейчас за своей женой, и тот, чья жена немедля придёт на зов, получит весь заклад, который мы поставим на кон.
Остальные с готовностью согласились. Каждый полагал, что его жена послушнее всех, и в глубине души был уверен, что выигрыш достанется ему.
Поначалу был предложен заклад в двадцать крон.
— Двадцать крон! — возмутился Петруччо. — Да я столько ставлю на сокола или на гончую, а на жену надо ставить раз в двадцать больше!
— Тогда сотню, — предложил Люченцио.
— Согласны! — закричали все.
Люченцио послал за прекрасной Бьянкой. Баптиста не сомневался, что младшая дочь послушает мужа. Каково же было их удивление, когда слуга вернулся со словами:
— Госпожа велела передать, что занята и прийти не может.
— Вот вам и ответ, — усмехнулся Петруччо.
— Глядите, как бы вам не получить худший! — проворчал Люченцио.
— Я надеюсь на лучший, — ответил Петруччо.
Следующим был Гортензио.
— Попроси мою жену тотчас прийти сюда, — сказал он слуге.
— Вот как? Её приходится просить? — заметил Петруччо.
— Боюсь, — съязвил Гортензио, — ваша всё равно не явится, как её ни проси.
Но тут слуга вернулся и объявил Гортензио:
— Ваша супруга говорит, что вы, должно быть, шутите над ней, так что она не придёт.
— Всё лучше и лучше! — воскликнул Петруччо. — А теперь ступай к моей жене и скажи, что я велю ей прийти сюда.
Все рассмеялись, уверяя, что ответ известен заранее: «Я не приду».
И вдруг раздался удивлённый возглас Баптисты:
— Боже мой, Катарина!
И действительно, это была она.
— Что вам угодно, синьор? — спросила Катарина мужа.
— Где твоя сестра и жена Гортензио?
— Болтают в гостиной у камина.
— Приведи их сюда.
Когда Катарина вышла, Люченцио произнёс:
— Вот чудо из чудес!
— Да, но что сулит нам это чудо? — нахмурился Гортензио.
— Оно сулит нам мир, — сказал Петруччо, — и любовь, и тихую, спокойную жизнь.
— Что ж, — сказал Баптиста, — ты выиграл заклад, а я ещё прибавлю к нему двадцать тысяч крон. Дочь моя стала совсем другой, а другая дочь — другое и приданое.
Итак, Петруччо выиграл спор и обрёл нежную и верную жену, они с тех пор и жили — долго и счастливо.