Барсук Филька Притча для детей

Жили по соседству в Гореловской роще два медведя: медведь Спиридон и медведь Лаврентий. По праздникам в гости друг к дружке ходили, медком угощались. А неподалёку от них барсук Филька жил. И сам — ни к кому, и к нему — никто. Завидно было ему, что медведи живут дружно. И решил он поссорить их. Приходит к медведю Лаврентию и говорит:

— Жалко мне тебя, Лаврентий. Доверчивый ты больно. Считаешь другом медведя Спиридона, а он ходит по лесу и посмеивается над тобой. «Лопух, — говорит, — медведь Лаврентий. Не успеешь порог его берлоги переступить, а уж он мёд на стол тащит — угощайся. Я к нему только за тем и хожу, чтобы есть».

— Врёшь! — рявкнул медведь Лаврентий. — Врёшь, Филька. — И сгрёб барсука за шиворот.

Перепугался Филька, побледнел: надавит чуть покрепче медведь, и дух из него вон. Не рад уж Филька, что и врать начал, да пятиться назад некуда: слишком далеко зашёл. Хитростью решил взять медведя.

— Если я вру, — говорит, — пусть провалюсь я на этом месте.

Страшной клятвой поклялся барсук.

Смотрит медведь Лаврентий: сейчас расступится земля и примет Фильку. Но тот как стоял, так и остался стоять, а земля даже и не шелохнулась под ним. И тогда поверил медведь всему, что сказал барсук. За стол усадил его, мёдом угощает, жалуется:

— Как она, жизнь-то, повернуться может, а! В глаза, значит, — друг, а за глаза — лопух. Эх, Спиридон, Спиридон…

А Филька ест мёд и поддакивает:

— С друзьями уж так: сегодня их полна берлога, а завтра и здравствуй сказать некому. Объели, обпили и поминай как звали. В душу ни к кому не заглянешь, а без этого как узнать, друг он тебе или только мёд есть приходил. Нет уж, лучше самому по себе жить. И радость, и горе — всё твоё, всё от тебя.

Говорил Филька, а сам мёд за обе щеки уписывал. Наелся досыта, а остатки завернул и унёс домой — пригодится. Отдохнул после сладкого обеда и к медведю Спиридону подался. Пришёл и ну нашёптывать в мягкое медвежье ухо:

— У медведя Лаврентия в гостях был сейчас. Что он говорит о тебе, сказать даже страшно. Говорит, что ты жулик, что ты делаешь только вид, что живёшь честно, а сам мёд потихоньку из его ульев воруешь.

Поднялся медведь Спиридон.

— Врёшь, — кричит, — врёшь, Филька! Не мог Лаврентий обо мне сказать такое. Мы же с ним с детства друг друга знаем. Сколько раз раков на речке вместе ловили. Он же мой друг.

А Филька щурит глазки, подбородком кивает:

— Друзья, они разные бывают: и верные и неверные. Ты с другом-то по вечерам на завалинке посиживаешь, на вечернюю зорю смотришь, а он камень против тебя за пазухой держит. И не увидишь, как бабахнет. А если говорю я неправду, то пусть сгорю я на этом месте и даже дыма от меня пусть не будет.

Страшной клятвой поклялся барсук.

Медведь Спиридон попятился даже от страха: сейчас запылает Филька. А Филька как стоял, так и стоять остался, даже ещё поднял прутик с земли, колечко-из него свивать начал. И тогда поверил медведь всему, что говорил барсук. Заахал:

— Ах, Лаврентий, Лаврентий! Я в тебе души не чаял, а ты вон обо мне говоришь что: жулик я. Да я за всю мою жизнь мухи не обидел, не то чтобы на чужое позариться. Да и зачем мне чужое, когда у меня своего девать некуда?

А тут ужинать пора подоспела. Притащил медведь огромную миску мёду. Поставил на стол перед барсуком и дал ему большую ложку.

— Ешь, — говорит, — Филька. Если бы не ты, я бы и теперь не знал, что не друг мне Лаврентий. В глаза мне одно говорит, а на стороне — другое.

Чмокал Филька медовыми губами, соглашался:

— Что верно, то верно. Друг, что месяц: то он большой, то маленький, то за облака спрятался, то опять светит. Без друзей куда легче живётся. Друг — это ведь одно беспокойство. То сам к тебе в гости плетётся, то тебя в гости зовёт. Нет уж, лучше без друзей жить, чтобы тебе никто не мешал, и чтобы ты никому помехой не был.

Говорит так барсук Филька, а сам знай черпает мёд из миски. За всю жизнь столько не видел, сколько съесть ухитрился — чуть из-за стола поднялся. Домой не пошёл. У медведя Спиридона ночевать остался.

«Утром позавтракаю у него, всё дома не есть», — думал он, умащиваясь в медвежьей постели. А она у него из камыша связана, на такой мягко и крепко спится.

Спит Филька, похрапывает, а медведя Спиридона и сон не берет. Ворочается он с боку на бок, сопит — нелегко друзей-то терять: «Ах, Лаврентий, Лаврентий…» А потом поднялся и пошёл к соседу. Решил он ему обиду свою в глаза высказать. Оторвать от сна и высказать.

Но будить медведя Лаврентия не надо было. Не спал он. Сидел на завалинке и думал: «Ах, Спиридон, Спиридон…» А он, вот он, медведь Спиридон, идёт к нему. Подошёл и говорит:

— Что же это ты, Лаврентий, небылицы обо мне плетёшь какие, будто жулик я, мёд из твоих ульев ворую.

Отвернулся медведь Лаврентий в сторону. Говорит, а голос глухой, печальный, будто и не медвежий вовсе:

— Не говорил я о тебе такого. Это ты вон ходишь по роще и говоришь всем, что лопух я, мёдом тебя кормлю.

— Что ты, — взмахнул медведь Спиридон лапами, — чтобы я о тебе говорил такое…

И только тут догадались медведи, что обманул их Филька, поссорить задумал. Пришли они в берлогу к медведю Спиридону, подняли потихоньку матрац с Филькой, отнесли к речке и опустили на воду.

— Плыви, — говорят, — из нашей рощи.

И пошли к медведю Лаврентию спать. Проснулся утром Филька. Лежит, нежится, глаз не открывает, думает: «Позавтракаю сейчас у Спиридона, а обедать к Лаврентию пойду. Так и буду кормиться возле них, медок посасывать».

И слышит он тут — булькает у него под матрацем что-то. Цап лапкой, а это — вода. Вскочил барсук, смотрит: плывёт он на медвежьем матраце по речке, несёт его речка неизвестно куда.

Перепугался барсук, побурел от страха: до одного берега далеко, а до другого ещё дальше.

— Караул! — кричит. — Тону! Помогите!

Подхватило его крик эхо, понесло по роще. Услышал его медведь Спиридон, сказал своему соседу медведю Лаврентию:

— Слышь, Лаврентий, кричит. Проснулся, значит.

— Пусть покричит, может, урок этот ему на пользу пойдёт, — ответил медведь Лаврентий, перевалился на другой бок и захрапел снова: ночью-то недоспал.