В глуши
Глава III. Непонятая
Вокзальная суматоха, звонки и крики носильщиков, неизбежная суета - все это точно пробегало мимо глаз Вавочки. Она не видела и не слышала ничего. Ее сознание точно притупилось, застыло. Даша с нескрываемым сожалением смотрела в убитое личико своей барышни.
Еще недавно это хорошенькое личико самодовольно, весело и гордо поглядывало на окружающих. Эти прежде надменно, теперь скорбно сжатые губки, еще так недавно властно приказывали и делали выговор ей, Даше, часто незаслуженный, а теперь...
- Бедная! Бедная моя барышня, - мысленно сокрушалась добрая девушка и смахивала непрошеные слезинки тайком.
И еще думала кой о чем преданная Даша.
- Уезжает моя барышня, - вихрем проносилась мысль в ее голове, - и никто, никто из недавних приятельниц и знакомых не приехал проводить ее. A бывало при Павле Дмитриевиче дым коромыслом поднимался при приемах гостей. Нет, видно, не людей ищут люди, а богатства, да вкусных обедов, да веселых приемов.
Но Даша ошибалась на этот счет.
Доброго, гостеприимного Павла Дмитриевича Рыдлова-Заречного уважали и любили. К нему ехали охотно, дорожили ласкою и дружбой этого прямого, добродушного и простого человека, одинаково относившегося к богачам и к беднякам.
Но Вавочка была несколько иная.
Она держала себя вызывающе, гордо и свысока со всеми, кто был ниже ее по положению и богатству.
Ей казалось всегда, что она умнее и лучше всех остальных. Она точно кичилась своими богатствами, своим положением перед сверстницами. Поэтому никто не любил Вавочку, и если ездили к ней и не сторонились ее, то только для того, чтобы сделать приятное ее отцу.
Дрогнул последний звонок на дебаркадере. Вместе с ним дрогнули Вавочка и Даша.
- Прощайте, барышня, дай вам Господь на новом месте устроиться получше, - произнесла горничная, вскакивая на ступеньку вагона, чтобы быть в последнюю минуту поближе к своей госпоже.
- Прощайте, Даша, - проронили чуть слышно губы Вавочки.
- He поминайте лихом, барышня... Простите, ради Христа, когда в чем провинна была перед вами. - И неожиданно целый поток слез хлынул из глаз Даши.
Вавочка медленно и удивленно подняла на девушку свои красивые серые глаза.
О чем она плачет, Даша? Почему ей тяжело расставаться со мною? Может быть, ей жаль терять хорошее место в большом и богатом доме? - соображала Вавочка и, чтобы утешить девушку, произнесла тихо:
- Успокойтесь, Даша, я же вас рекомендовала на место к князю Вуловину. И аттестат вам дала отличный. Без хлеба не останетесь, вам нечего грустить.
Даша вспыхнула. Румянец залил все ее доброе, заплаканное лицо.
- Барышня! Барышня! - всхлипнула она. - Да разве я об этом тоскую? Вас мне жалко, сиротинка вы моя болезная! Бедняжечка моя!
И она с плачем схватила руку своей барышни и начала целовать ее поверх черной лайковой перчатки. Что-то острое кольнуло в сердце Вавочку. Что-то теплой волной прихлынуло к горлу и защемило его. Ей вдруг на одну минуту до боли стало жаль оставлять Дашу, как единственного верного и преданного ей теперь человека. Захотелось уронить на грудь Даши свою изящную кудрявую головку и плакать, плакать без конца. Но тут же услужливая мысль подсказала Вавочке, какая огромная бездна лежит между нею, Варварой Павловной Рыдловой-Заречной, и мещанкой горничной, и она только сдержанно произнесла:
- И я вам желаю хорошо устроиться, Даша, прощайте!
Кивнула головкой и прошла в вагон.
Поезд тронулся. В окне замелькало красное от слез лицо Даши, махавшей платком. Она кивала головою Вавочке, плакала и что-то кричала.
Но Вавочка уже не видела и не слышала ее. Вавочка опустилась измученная и апатичная на диван вагона и стала думать, думать без конца...