Дикарь
Часть I. Глава XIV. Праздник продолжается...
-- Вы не откажетесь быть моим кавалером, Дима? Я здесь, как в лесу. Никого почти не знаю. И приглашена сюда только, благодаря сестре, постоянной посетительнице этого дома, -- услышал Дима нежный, мелодичный голос.
Перед ним была высокая рыжеволосая незнакомка, с неправильным, несколько усталым лицом и с кроткими, добрыми карими глазами.
-- О, не смотрите на меня так сурово! -- всплеснув тонкими ручками, шепнула незнакомка при виде действительно нахмуренных бровей и сердитых взглядов Димы. -- Право же, я сама не в лучшем положении, нежели вы!..
Это последнее восклицание дышало такой искренностью, что Дима сразу преисполнился доверия к ней.
-- Пожалуйста, пожалуйста... -- буркнул он, выступая, наконец, из своего убежища --Я... я...
Он не договорил, потому что рыженькая незнакомка протянула ему руку и повлекла его за собою в столовую, куда уже вошли последние пары...
И в эту самую минуту Дима вспомнил про Капитоныча.
-- Виноват, -- обратился он вдруг к своей "даме". -- Должен предупредить вас, что рядом с нами будет сидеть... старик... Капитоныч... отставной матрос... если вам неудобно то...
Но рыжеволосая особа только весело рассмеялась в ответ.
-- Кто вам сказал, что я не хочу быть в обществе вашего друга? Чудной вы мальчик! Ведь Капитоныч, если не ошибаюсь, тот бравый старик в матросской куртке с медалями и крестами на груди, который вон там стоит в нерешительности у дверей. Но ведь можно только гордиться таким почтенным, заслуженным соседом!
И новая собеседница Димы неожиданно побежала к порогу столовой, у которого, действительно, топтался в нерешительности старик, и проговорила глубоким нежным голосом:
-- Вы позволите взять вас под руку и вести вас к столу?
Это было так неожиданно, что старик совсем растерялся в первую минуту. Но, взглянув в открытое ясное лицо незнакомки, в её приветливо светящие глаза, невольно покорился ей, принял её руку и позволил ей провести себя в столовую.
Дима шел за ними, довольный благоприятно складывающимися обстоятельствами.
-- Ну-с, мы устроимся на "детском" конце стола, -- командовала незнакомка, усаживая подле себя с одной стороны Диму, а с другой Капитоныча.
-- Ей Богу же, я не надеялась уже заручиться столь симпатичной компанией! -- весело, как птичка, щебетала она. -- Только кого бы еще посадить с нами?
-- Кого хотите, только не этих... -- шепнул Дима, указывая глазами на барона Германа, его сестрицу и Лину.
-- Мой милый кавалер, воздержитесь! -- весело рассмеялась рыженькая незнакомка. -- Лучше взгляните на меня и скажите, не находите ли вы сходства между мной и Линой?
-- Сходства у вас с этой... Но почему у вас должно быть сходство с нею?
-- Да хотя бы потому, что она моя родная сестра!
Ложка с супом, которую готовился уже поднести к своему рту Дима, со звоном упала обратно в тарелку. Весь красный, испуганно-смущенными глазами смотрел он в светящееся лицо своей соседки.
-- Сестра-а? -- протянул он растерянным голосом, не желая верить собственным ушам.
-- Ну да, сестра... родная сестра... конечно. Она -- Магдалина Соболева, я -- Зоя или Зося, как меня называет мой муж.
"Муж? -- мысленно удивился Дима,-- неужели она, такая молоденькая на вид, уже замужем."
Та заметила впечатление, произведенное ею на юного соседа, и продолжала:
-- Ну да, разумеется. Я уже семь лет замужем, и у меня есть славный такой мальчуганчик... Мы его зовем Кроликом... Я живу зиму в провинциальном городке, а лето в имении мужа, в Царстве Польском, а сюда приехала навестить сестру и дядю Стремнинова с кузинами. И вот, как раз попала на ваш праздник вместе с сестрою.
Пока она говорила, Дима успел придти в себя от изумления. Сделанная им неловкость рассеялась понемногу, и он уже совершенно свободно слушал Зою Федоровну Ганзевскую, как отрекомендовала себя молодая женщина своему юному соседу. Видя, что она не сердится на него нисколько за пренебрежительное отношение к её сестре, Дима совсем успокоился. Теперь оба они, и Зоя Ганзевская и Дима, прилагали совместно все старания к тому, чтобы старик Капитоныч чувствовал себя вполне свободно за столом. Они наперерыв угощали его, подкладывали ему лучшие куски на тарелку, подливали вина в рюмку. Дима менее всего обращал внимания на косые взгляды, бросаемые на него "аристократическою" частью молодого общества, к которой он причислял Германа, Тони, Лину, своего брата Никса. Остальная молодежь, особенно Ни, Левушка, братья Футуровы, Любинька и Соня, тоже всячески ухаживали за Капитонычем. Они подавали ему кушанья, хлеб, вино.
Старик был польщен этим вниманием к нему молодежи. И даже косые взгляды Германа и Тони не портили его настроения.
Между тем молодой барон, занимавший, как и Никс, разговорами Лину, довольно громко выражал свое недоумение по поводу присутствия за столом наравне с самыми почетными гостями какого-то простого матроса?
-- Я удивляюсь фантазии вашего папа, -- говорил он таким громким шепотом, что сидевшие напротив него Капитоныч и Дима могли прекрасно, от слова до слова, слышать его. -- Я удивляюсь его фантазии -- приглашать за стол человека, лазившего по корабельным реям и смолившего канаты.
-- И исполнявшего черную работу на корабле, -- вторила ему, презрительно щурясь, Тони.
-- Да, это очень стра-анно... Но я люблю все та-акое!.. -- пела Лина, и вдруг, заметя направленный на нее через стол строгий взгляд старшей сестры, сконфузилась и замолчала.
-- Ах, -- пищала между тем юная баронесса, -- если бы я знала, что придется очутиться в матросском обществе, то, то...
Слова барона долетели до ушей старого Капитоныча, несмотря на гул голосов, царивший в столовой. Старик густо покраснел и, дрогнувшей рукой поставив на стол недопитую рюмку, произнес, обращаясь к Диме:
-- А что, Димушка, и впрямь мне того бы... Угостился, значит, премного благодарны за хлеб, за соль, да и на сторону... Молодые господа, вишь, обижаются. И то правда. Залетела ворона не в свои хоромы...
-- Ни за что! -- вырвалось горячо и порывисто у Димы. -- Если вы уйдете, Капитоныч, так и я уйду. Слышали? Так из-за стола и выпрыгну...
-- Милый ты мой! Кабы слыхал папенька покойный слова такие! -- прошептал чуть не до слез растроганный старик.
-- Господа! Прошу на минуту молчания! Я хочу произнести тост за гостя, который оказал мне большую честь своим посещением сегодня,-- стуча ножом о стекло граненого бокала, наполненного шампанским, и повышая свой и без того звучный голос, вдруг провозгласил на весь стол Петр Николаевич.
И вмиг затихли, замерли голоса и смех сидевших за столом гостей.
-- Господа, -- продолжал после небольшой паузы Всеволодский. -- Господа! Я предлагаю выпить за одного из лучших друзей этого дома, которому семья Стоградских обязана до гробовой доски. Как заботливо он оберегал своего начальника! И однажды, во время кругосветного плавания, спас даже ему жизнь, рискуя собственной. И никогда этот человек, о котором идет речь, не гордился своими подвигами, никогда не ждал и не принимал никаких наград за все свои прекрасные поступки, объясняя их долгом службы и приказанием совести. Я рад случаю, господа, позволяющему наконец, публично, среди блестящего избранного общества, среди хороших благородных людей, выразить этому человеку мое глубокое почтение и искреннее уважение и поднять мой бокал за здоровье и долголетие старого отставного боцмана Ильи Капитоновича, ура!
-- Ура! -- подхватили гости и с полными до верха бокалами шумно поднялись из-за стола и направились к старому матросу. Они чокались со стариком, пожимали ему руку и пили за его здоровье.
Старик был польщен и сконфужен, и смущенно благодарил "господ" за оказанное ему внимание.
Но еще больше Капитоныча был польщен Дима этим вниманием к его приятелю. Мальчик весь преобразился, глаза его горели, детски отливая улыбка не сходила у него с лица.
-- Как хорошо! Как ужасно хорошо! -- лепетал он, улыбаясь все тою же своей сознательно-радостной и счастливой улыбкой.
-- Что это с вашим братом? Можно думать, что похвалы, расточаемые этому старику, касаются гораздо больше самого Вадима,-- презрительно оттопыривая губки, обратилась к Никсу его соседка, баронесса Тони.
-- Скажите, пожалуйста, что особенного сделал этот матрос, что его надо так чествовать? -- вторил ей её братец, щуря на Капитоныча маленькие глазки.
-- Уж не говорите! Папа иногда любит оригинальничать, -- небрежно проронил Никс, пожимая плечами.
-- Я не пойду чокаться ни за что... с солдатом, -- пролепетала Тони.
-- Я тоже, -- отозвался её брат.
-- И напрасно, -- послышался взволнованный голос Левушки. -- Неужели и ты, Никс, не пойдешь? Ведь ты-то знаешь, что сделал Капитоныч! Ты же знаешь, что, когда папа вел судно во время бури и "Аспазия" начала тонуть, он приказал спустить шлюпки и разместиться в них всей команде. Сам же решил погибнуть вместе с кораблем. А Капитоныч остался с ним и спас папу, когда он был уже на краю гибели...
Но ни Герман, ни Тони, ни Лина не слышали ничего из этой горячей речи.
-- Смотрите, смотрите, что он делает, ваш дикарь?.. -- прошептала Лина, прикладывая одною рукой к глазам лорнетку, а другою дергая за рукав Никса.
-- И ваша очаровательная сестрица помогает ему, кажется?-- насмешливо вставил Герман.
Лина вспыхнула.
-- Моя очаровательная сестрица отвыкла от хорошего общества в своем медвежьем углу. Эта провинция страшно дурно влияет на людей,-- произнесла она надменно.
Базиль Футуров едва удержался от смеха, а Любинька не выдержала и Фыркнула по свойственной ей смешливости. И снова все внимание молодежи сосредоточилось теперь на Диме и его соседке. Действительно, там происходило нечто достойное внимания.
Зоя Федоровна Ганзевская, Дима и Капитоныч с оживленными и сосредоточенными лицами что-то суетливо делали под прикрытием стола. Но как ни старались они произвести задуманную ими операцию незаметно, Никс, Лина и братец с сестрицей фон Таг не могли не заметить, как с тарелки Димы исчезла сначала добрая часть рыбы, а затем с тарелки Зои Федоровны -- прекрасная порция цыпленка. Наконец Зоя Федоровна протянула руку к вазе и, взяв оттуда сочное, спелое и красивое яблоко и два ренглота, передала их Диме, в то время как Капитоныч тщательно заворачивал что-то в бумагу, которую Дима достал из кармана.
-- Ба! Да это пахнет тайной, даю голову на отсечение! -- протянул Герман, и его маленькие глазки загорелись любопытством.
Между тем обед подходил к концу. После мороженого и десерта снова шумно задвигались стулья и гости направились из столовой: мужчины курить и пить кофе в кабинет хозяина, а дамы -- в гостиную хозяйки.
Петр Николаевич подхватил под руку Капитоныча и увлек его за собою в кабинет.
Юлия Алексеевна слегка обняла за плечо Зою Федоровну и увела ее к другим дамам, разместившимся в кружок, на мягких диванах и креслах в гостиной. Уходя, Ганзевская успела шепнуть Диме:
-- Как жаль, что мне не удастся посмотреть на вашу маленькую подругу, о которой мы проболтали весь обед.
-- Ничего. Я постараюсь познакомить вас с Машей, когда немного стемнеет, и все займутся танцами,-- также тихо ответил он своей новой знакомой, с которой чувствовал себя совсем свободно и хорошо, так же хорошо и свободно, как и со старым Капитонычем.
Ганзевская кивнула своей рыжей головкой и присоединилась к остальному обществу.
Дима же с набитыми карманами незаметно выскользнул из комнаты и бросился в сад по направлению к беседке. Если бы ему пришло в голову оглянуться назад, он бы мог увидеть, как небольшая группа молодежи, очевидно, заранее сговорившись, последовала за ним в некотором отдалении по садовой аллее.
Впереди всех, под руку с Линой торжественно выступал барон. За этой парой шел Никс с баронессой Тони.
Шли они не молча и темой их разговора была нищенка, подруга Димы.
-- Тсс... -- шепотом удержал своих спутников Никс. -- Тсс... мы уже у цели. Вот и беседка. Очевидно. девчонка уже там, потому что наш милейший Вадим скрылся в дверях. Теперь надо притаиться, а то...
И Никс первый бросился за куст шиповника, почти у самой беседки.