Лизочкино счастье
Глава X. Пирожки - Матрена в роли прекрасного королевича
-- Суп с пирожками, суп с пирожками! -- весело вскричал Павлик и захлопал в ладоши, как только дети вошли в столовую с большим, уже накрытым столом, помещавшимся по средине комнаты. Во все время обеда Лиза не принимала участия в общем оживлении. Она, наголодавшаяся и натерпевшаяся за последнее время нужды, с удовольствием ела все, что ей предназначалось. Простой суп с лапшой и жареное мясо ей, не видавшей ничего, кроме корок черствого хлеба за эти дни, показались необыкновенными, чуть не царскими яствами.
-- И пирожки-то с мясом, Мэрины любимые, -- заметила Марианна.
-- Ах, бедная Мэри, не знала она, что сегодня будет за обедом, а то бы уж наверное повела себя иначе, -- сокрушенно произнесла малютка Валя, во всех видевшая все только хорошее и приятное.
-- Ну, есть кого жалеть -- Мэри! -- сердито произнесла высокая девочка, которую звали Алей Большою, -- вам ли не попадало от неё? А вы еще жалеете несносную девчонку. Очень нужно! Я вот очень рада, что ее наказали: будет, по крайней мере, долго помнить и вести себя прилично.
-- Какая ты недобрая, Аля, -- с укором произнесла красивая голубоглазая девочка с белокурой косой, которую Лиза не заметила раньше. -- Ты знаешь, что Мэри сидит голодная в темной и до завтрашнего утра ничего не получит. И ты можешь так спокойно отнестись к несчастью твоей подруги?
-- Мэри -- не моя подруга. Она -- злючка, и мы все её терпеть не можем, -- оправдывалась Аля Большая.
-- Да и я не люблю её, -- подтвердила Роза, -- а все-таки нельзя её не пожалеть. И я уверена, что все вы жалеете ее и только из скромности не хотите в этом признаться. Поэтому я предлагаю всем: кто хочет дать один из своих двух пирожков для Мэри? Мы соберем их и снесем ей в темную, чтобы она могла поесть.
-- Но нам попадет от Анны Петровны, -- опасливо проговорила Валя. -- Ведь нам строго-настрого запрещено туда ходить.
-- Мы и не пойдем, а пошлем Павлика, ему уж никогда не попадет от матери, --нашлась находчивая Роза. -- Павлик, Павлик, -- обратилась она к мальчику, -- ты снесешь пирожки Мэри? Не правда ли, дружок?
-- Конечно, снесу,--согласился без малейшего колебания мальчик, -- только скажите ей, чтобы она не вздумала трясти меня снова, а то у меня наверное уж оторвется от этого голова.
-- Хорошо, хорошо, она не посмеет тебя тронуть, -- вскричала Марианна,--с тобой пойдет кто-нибудь из больших мальчиков, хоть Костя Корелин... Ведь ты пойдешь проводить Павлика в темную к Мэри, Костя?
-- Удивительные эти девочки! -- произнес, пожимая плечами, смугленький Корелин, -- как они распоряжаются чужой жизнью. -- Ну, представьте вы себе, я послушаюсь вас и пойду с пирогами к Мэри. А Мэри-то злющая-презлющая, а теперь от голода стала, конечно, еще злее. Ну, съест она пироги, съест Павлика, потому что он толстый и вкусный, как сдобная булочка, ну, а потом и меня проглотит, как проглотил волк Красную шапочку, а мне ведь вечером королевича играть надо. И заменить меня некому, потому что Мэри такая большая, что ей другого королевича под рост не подберешь. Нет, уж лучше пусть Медвежонок идет к Мэри с пирогами. Ему, по крайней мере, играть не надо сегодня.
Костя говорил все это самым спокойным тоном, с аппетитом уничтожая кусок жареного мяса. Дети поминутно фыркали от смеха, слушая его, и закрывались салфетками, так как им строго запрещалось смеяться за обедом. M-lle Люси сидела за отдельным столом и издали наблюдала за вверенным ей маленьким стадом. Она, казалось, и не подозревала о новой затее своих шалунов.
-- Ах, вот что, -- без малейшей улыбки продолжал между тем, как бы спохватившись, Костя (он умел говорить самые смешные вещи, оставаясь все время серьезным),--пожалуй, извольте, я отнесу пирожки Мэри: если она съест меня, то найдется лицо, которое может сыграть за меня сегодня прекрасного королевича.
-- Кто же? -- вырвалось разом из уст нескольких человек детей.
-- Кто? Костенька, миленький, скажи кто? -- приставала к нему малютка Валя.
-- Как же, -- поддразнивал их Костя, -- так я вам и скажу! Ишь какие ловкие!
-- Ну, Костенька, ну, Корелинька, ну, милый, скажи, -- не унималась детвора, заглядывая в глаза мальчику.
-- Нет, отгадайте сами, -- продолжал поддразнивать Костя, все больше и больше разжигая общее любопытство.
-- Мы не можем, мы не знаем, -- раздавалось со всех сторон.
-- Ну, а как вы думаете?
-- Мы ничего не думаем! Ах, скажите, пожалуйста, поскорее. Не мучь нас!
Но Костя и не подумал торопиться. Он обвел торжествующими глазами весь стол и, с минуту помолчав для пущей важности, громко пропищал тоненьким голоском:
-- Наша кухарка Матрена. Прекрасного королевича изобразит сегодня она, а я, так и быть, пойду вместе с пирожками на жаркое Мэри.
Не успел еще Костя докончить своей фразы, как все дети дружно прыснули со смеха.
Дело в том, что Матрена, кухарка г. Сатина, вечно грязная, засаленная, в подоткнутом платье, с глупым, постоянно добродушно ухмыляющимся лицом, должна была очень мало подходить к роли прекрасного королевича, предназначаемой ей Костей. Дети очень живо представили себе толстую, грязную Матрену в бархатном камзоле и шапке с пером, в кружевном жабо, со щегольскими туфельками на громадных ногах, всегда обутых в высокие козловые башмаки, и залились неудержимым громким смехом.
-- Ишь, бесстыдник, что выдумал-то, -- ухмыляясь необыкновенно добродушной и глуповатой улыбкой, говорила, грозя пальцем Косте, прислуживавшая детям у стола Матрена.
-- Ничего, Матрена, ты не волнуйся только, -- не унимался маленький шалун, -- я с тобою живо всю роль пройду после обеда. Ты только выучись становиться на одно колено, прижимать руку к сердцу и говорить: "Наконец-то, прекрасная принцесса, я нашел вас! Этот башмачок принадлежит вам". И одень башмачок на ногу Мэри, только осторожно, потому что у неё мозоли, и если ты ей сделаешь больно, то она ущипнет тебя так, что ты закричишь караул" на весь театр
-- Ишь ты, выдумщик какой, -- продолжала добродушно негодовать Матрена, не переставая, однако, улыбаться во весь рот. -- Вот погоди ты у меня! Директорше пожалюсь, живо усмиришься,
-- Ах, Матрена, ты не годишься, я вижу, для роли королевича, -- с притворной грустью произнес Костя, в то время как остальные дети, пользуясь уходом из столовой M-lle Люси, так и покатывались со cмеху. -- Ну, сама только посуди, какой же королевич будет говорить: "ишь ты" и "пожалюсь".
-- Да ну тебя совсем, насмешник! -- рассердилась, наконец, по-настоящему Матрена и, гремя тарелками, ножами и вилками, понеслась к себе в кухню.