Сибирочка
Часть II. Глава XVI. Новое открытие - Страхи г-жи Вихровой - Выход найден
- Гляди, матушка, наша-то Шурка, принцесса-то ненаглядная, Сибирочка, в ложе с Аленькой восседает...
- Где? Где, Николашенька?!
- Да вот, прямо! Ишь, пролезла все же в княжескую семью. Стало быть, и кольцо она ей подарила, и письма ей пишет...
- Какое кольцо? Какие письма?
- Да Аленька, говорю, письма пишет Сибирке этой!
- Что? - Лицо Анны Степановны Вихровой покрылось при этих словах смертельной бледностью. Она сидела с сыном в дешевых местах театра "Развлечение" (Никс не был занят в этот вечер и, решив дать возможность матери поразвлечься немного, привел ее сюда). - Что ты говоришь, Николаша! - почти с ужасом прошептала она. - Неужели попала в дом князя пройдоха эта?
- Тише, матушка! Услышит еще кто! - остановил Никс Вихров и с досадой закусил губу.
Действительно, им надо было остерегаться. Впереди них сидел какой-то старик, с длинной бородой, в синих очках, не то ремесленник, не то мелкий торговец по виду, и все время вслушивался в их разговор, не желая, очевидно, пропустить из него ни единого слова. Если бы Анна Степановна и Никс проследили за стариком, они заметили бы, что внимание последнего было точно так же привлечено той ложей, где сидела Сибирочка вместе с княжной Гордовой и m-lle Софи. Глаза старика не отрывались от этой ложи во время спектакля.
"Так и есть - она!" - произнес он мысленно, и лицо его приняло злое, торжествующее выражение, лишь только он услышал разговор матери и сына за своими плечами и понял, что речь идет о той же живо заинтересовавшей его девочке, сидевшей в ложе.
В свою очередь, и Анна Степановна Вихрова была теперь как на иголках. Ее щеки то вспыхивали пятнами румянца, то делались белее полотна. Она буквально задыхалась от волнения и, забыв даже смотреть на арену, где на воздушных трапециях кувыркались братья Ивановы, горящими глазами впилась в Сибирочку, не чуявшую устремленного на нее взгляда.
- Погубит нас девчонка, как есть погубит, если останется здесь еще хоть несколько дней! - громко, в забывчивости отчаяния прошептала Вихрова.
Никс испуганно сжал руку матери и процедил сквозь зубы:
- Ради Бога, тише, мама! Еще услышит нас кто-нибудь.
Лицо у Никса было не менее испуганно, нежели у матери.
- Ах, я полжизни отдала бы, кажется, лишь бы удалось услать Сибирочку теперь же из Петербурга куда-нибудь подальше! - продолжала вне себя, волнуясь и дрожа всем телом, Вихрова и в отчаянии хрустнула пальцами, совершенно не умея владеть собою.
К счастью, около них не было публики, и ближайшие места оставались пустыми. Один только старик в синих очках, сидевший впереди, слышал каждое слово разговора.
Между тем на сцене-арене окончился последний акт представления. Публика зашумела и засуетилась, покидая места. Княжна Аля, нежно поцеловав Сибирочку, рассталась с нею.
Анне Степановне и Никсу не было слышно, что они говорили, но трогательное прощание девочек еще более взволновало обоих Вихровых - и сына, и мать.
- Еще два-три таких свидания, и... мы пропали! Сибирочка не ограничится одной дружбой с Аленькой, и благодетель скоро узнает все. Заинтересуется же он прошлою жизнью подруги своей дочери! - в отчаянии ужаса лепетала Вихрова, поминутно кашляя и хватаясь за грудь. - Нет-нет! Надо придумать что-нибудь сейчас же... Надо ее вон отсюда, и не осенью с мистером Биллем, а теперь, теперь... Завтра, Никс, заходи домой! Мы переговорим об этом.
И, беспорядочно и прерывисто кидая слова, Анна Степановна наскоро простилась с сыном (который теперь жил также в "Большом доме" Шольца и только изредка забегал к матери) и взволнованная, как никогда, поплелась домой.
Она была так занята своими тревожными мыслями, что совсем позабыла о дальнем расстоянии от театра к дому и, не нанимая извозчика, пешком зашагала по глухим улицам столицы.
Она шла, вздрагивая и спотыкаясь каждую минуту, сворачивая машинально из улицы в улицу, из переулка в переулок.
Если бы Вихрова не была поглощена своей тревогой и обернулась хоть раз, она увидала бы в весенних сумерках майской ночи неустанно следовавшего за нею человека. Этот человек был не кто иной, как сидевший перед нею в театре старик, в синих очках, с седой, совсем белой бородой. Однако старик шел далеко не старческой, а скорее юношески легкой походкой и то и дело зорко оглядывался по сторонам.
Когда Вихрова, миновав несколько улиц, очутилась наконец в захолустном переулке Выборгской стороны, по одну сторону которого тянулся забор какого-то огорода, а по другую - убогие, покосившиеся домишки, незнакомец вдруг ускорил шаги и в несколько минут догнал ее.
- Остановитесь! - произнес он хриплым голосом, хватая Вихрову за руку.
Она замерла от испуга, увидев точно из-под земли выросшего перед нею человека.
- Не кричите. Я не причиню вам никакого зла! Слышите ли, я запрещаю вам кричать! - грозно приказал странный старик, видя, что она уже открывает рот, чтобы крикнуть, позвать на помощь. - Повторяю, я не хочу вам зла. Напротив, я остановил вас ради вашей же пользы... Вы, насколько я понял из вашего разговора с сыном в театре, хотите избавиться от той маленькой девочки, которая сидела в ложе Горловых? Так ли я говорю?
- Да! - совсем машинально проронила Вихрова, у которой ноги подкашивались от страха в этот миг.
- Эта девочка мне нужна, - снова заговорил незнакомец. - Больше того, она мне необходима. Я должен ее увезти из Петербурга надолго... навсегда... увезти далеко, в Сибирь... Без нее мне не прожить спокойно и безопасно, - продолжал незнакомец своим хриплым, далеко опять-таки не слабым и не старческим голосом.
- Вы ее родственник? - начиная чуть-чуть приходить в себя от испуга, слабо осведомилась Вихрова.
- Да, я ее дед...
- Дед! - пораженная изумлением, почти вскричала она. - Дед?.. Но как же... как ваше имя?
- Меня зовут Степан Михайлович Кашинов, - отвечал, не дрогнув, хриплый голос. - Я бедный сибирский птицелов.
- А-а! - вырвалось не то испуганным криком, не то стоном из груди Анны Степановны, и она зашаталась, готовая грохнуться на землю.
Имя и фамилия, произнесенные незнакомцем, принадлежали ее покойному отцу. Степан Михайлович Кашинов и был тот самый дедушка Михайлыч, который нашел и взлелеял девочку Сибирочку и потом умер в тайге. Теперь Вихрова отлично поняла одно: перед нею стоял опытный обманщик, бродяга, может быть, вор и убийца, присвоивший себе имя ее покойного отца.
- Что с вами, - изумился незнакомец, заметив волнение своей собеседницы, - или вам знакомо это имя? - приходя, в свою очередь, в волнение, помолчав с минуту, осведомился он.
- Кашинов - мой отец!.. Он умер... - простонала женщина, снова задрожав от страха с головы до ног.
На минуту незнакомец смутился. Но только на минуту. Потом он живо оправился и заговорил снова:
- Ну, да... я сказал неправду... но... это не изменяет дела, так как у меня паспорт и бумаги вашего отца... Я их нашел в кармане старика, когда хоронил его с отцом и братом в глуши сибирской тайги.
- Вы хоронили моего отца? - едва слышно осведомилась Вихрова упавшим голосом.
- Да. Мы с отцом и братом нашли его замерзшим в сибирской тайге... Его бумаги я взял себе и с тех пор живу по его паспорту, так как своего у меня нет... Люди, видите ли, поступили со мною и с моими родными слишком зло и несправедливо, - продолжал говорить незнакомец. - Они обвинили нас в преступлении, в котором мы были невиновны, и посадили нас в тюрьму. Но нам удалось бежать оттуда... Мой отец и брат, однако, попали вскоре снова в руки полиции, я же спасся и, благодаря найденному паспорту в кармане того старика, который, как вы говорите, приходится вам отцом, могу жить если не вполне спокойно, то хотя бы отчасти... Для того чтобы жизнь моя была спокойна совсем, я должен вполне уверить людей в том, что я действительно и есть этот старый птицелов Кашинов, по бумагам которого я живу. Но это можно сделать только при помощи той девочки, которую вы зовете Сибирочкой и которую я искал повсюду и нашел совершенно случайно здесь... Она должна считать меня своим дедушкой, как скоро я получу ее в мои руки, а тогда и все будут признавать меня за старика птицелова, которого считают пропавшим без вести.
- Но вы говорите правду? Мой отец действительно умер? - прервала с трепетом снова Анна Степановна незнакомца.
- Умер и похоронен. К чему мне вам было бы лгать... Но не в том покамест дело. Через несколько дней я уезжаю в Сибирь, где томятся в тюрьме мои бедные невинные отец с братом. Мне надо спасти их во что бы то ни стало. Девочка Сибирочка мне необходима сейчас. С нею мне легче будет пробраться в знакомые места. Люди тогда скорее поверят мне, что я тот самый человек, по паспорту которого теперь проживаю. И я прошу вас помочь мне в этом. Это будет нетрудно для вас, так как вы сами хотите, я не знаю, впрочем, по какой причине, избавиться от этой девчонки. Но помните одно: все должно быть сохранено в полнейшей тайне, иначе... не вините меня, но я доберусь до вас и разделаюсь с вами по-свойски, если вы выдадите мою тайну, - заключил свою речь бродяга таким зверским тоном, что Вихрова снова задрожала всем телом при его словах.
Опять наступило долгое молчание. Подавив волнение, Анна Степановна робко осведомилась у своего собеседника:
- Но как же и куда доставить вам девочку?
- Я остановился на Нарвской улице, в гостинице "Байкал". Завтра вечером вы привезете мне девчонку. Я буду вас ждать, - уже тоном приказания обратился он к Вихровой. - Это будет нетрудно сделать... Скажите ей, что ее дедушка жив, что он только пропадал без вести и что ее обманули лесные бродяги, сказав, что он умер. Глупая птичка поддастся на эту приманку и поедет с вами тогда охотно. Что же касается остального, то я приложу все старания, чтобы показаться ей в настоящем виде ее деда и вашего покойного отца, благо я хорошо его запомнил, и постараюсь сделать так, чтобы быть похожим на него. Впрочем, девочка едва ли так хорошо помнит старика. Она и не расчухает обмана в первую минуту, а когда расчухает, то будет уже в моих руках.
Незнакомец смолк и ожидал теперь, что скажет Вихрова.
В душе Анны Степановны шла тяжелая работа. С одной стороны, она угадала в незнакомце беглого преступника и злодея и ей было жаль отдавать в его руки любимицу ее покойного отца. С другой стороны, если бы Сибирочка осталась в Петербурге и вела дружбу с семьею Гордовых, кто знает, истина могла бы обнаружиться очень скоро, и ей, Анне Степановне, и близким для нее людям пришлось бы очень худо, а может быть, это и вовсе погубило бы их. Последнее обстоятельство заставило Вихрову сразу решить дело далеко не в пользу Сибирочки, и она, поборов последние признаки волнения, проговорила твердо:
- Хорошо. Завтра вечером ждите меня и ребенка. Но вы должны мне дать слово, что не будете обращаться дурно с ней.
- Конечно, - с плохо скрытой насмешкой произнес незнакомец. - Внучка вашего отца будет у меня воспитываться, как принцесса, но с условием, чтобы обо всем этом разговоре и нашей встрече не узнал никто. Иначе не поздоровится ни вам, ни девчонке. Честь имею кланяться. Завтра я вас жду!
И прежде чем Анна Степановна могла ответить что-либо, странный незнакомец уже исчез из вида.