Сибирочка
Часть I. Глава XII. Получеловек-полузверь с добрым сердцем
К изумленным детям у входа в их пещерку подошло небольшого роста круглолицее существо, все с головы до ног зашитое в звериную шкуру. На странном существе была меховая куртка, плотно обхватывающая его спину и грудь, длинные штаны, узкие, словно трубки, из того же меха, невысокие сапоги из шкуры какого-то желтого зверька и меховой колпак, надвинутый на самые брови, из-под которых, поблескивая, сверкали маленькие, косо расставленные, но отнюдь не злые глазки. Плоский приплюснутый нос, толстые губы и румяные лоснящиеся щеки - все это так и дышало не то недоумением, не то любопытством.
Странное существо смотрело во все глаза на детей. Дети - на странное существо. Потом маленькие глазки звероподобного, благодаря его шкурам, человечка сузились. Лицо расплылось в широчайшую улыбку. Прищелкнув языком, странное существо проговорило ломаным русским языком:
- Твоя, здравствуй! - и закивало меховым колпаком вперед и назад, вправо и влево.
- Здравствуйте! - едва приходя в себя от изумления, произнес Андрюша. - Это вы убили медведя? - тотчас же сделал он вопрос.
- Моя убил, - опять закивал и заморгал глазами маленький человечек, - моя убил. Нымза убил. Великий шайтан помог Нымзе. Лесной хозяин пришел на чум к Нымзе, барана взял, рыбы взял и в лес ушел. Нымза за ним... В тайге догонял, стрелу пускал. Не долетала стрела... Другая пускал... не долетала... топором башка рубил, пополам башка... Помер лесной хозяин!
- Убит, - согласился Андрюша.
- Хорошо убит. Не встанет. Шкуру моя в город к русским понесет. Мясо коптить на шоле будет моя и твоя угостит. Поди на чум к Нымзе, твоя у Нымзы в гостях будет!
И странное существо ободряюще похлопало по плечу Андрюшу.
- Спасибо, что в гости зовешь... Я и эта маленькая девочка устали и голодны... Накорми нас у тебя на чуме... Ты ведь живешь близко? - попросил он странного человечка.
- Моя близко, ошень-ошень близко живет, в тайге живет. Моя - остяк. Нымза - остяк, лето рыба ловит, зимой зверя бьет. Моя давно в тайге живет... Одна живет... Шкуры носит продавать на русские город... Нымза - остяк, но русских любит, хоть великому шайтану и лесным духам молится. Русским Нымза первый друг. Вот убил лесного хозяина Нымза; моя - лапы себе берет, твоя - голову отдаст, сердце и печенку, все самое, ух, вкусная другу отдаст Нымза!
- Спасибо тебе. Сведи нас к себе, голубчик. Девочка устала и голодна, и я тоже, - попросил Андрюша.
- Твоя сестра? - ткнул бесцеремонно остяк пальцем в Сибирочку.
- Нет. Сиротка, чужая. Помоги нам. А я тебе с медведем управиться помогу.
- Спасибо. Моя согласна. Вот бери нож. Не попорть только шкура. Гляди, как моя работать будет. - И, говоря это, остяк быстро вытащил острый нож из своего мехового сапога. Оттуда торчали еще деревянные стрелы с медными острыми наконечниками, похожими на маленькие кинжалы. Лук болтался на спине охотника. Ружья у него не было, только кривой топорик был воткнут за поясом. Медведь лежал неподвижно с другим таким острым топориком, ловко раздвоившим ему череп.
Нымза подошел к убитому зверю и начал с того, что вынул у него топорик из головы. Черная кровь брызнула из раны. Нымза бросился на колени, приник к голове медведя и с жадностью стал пить теплую кровь.
Сибирочка с ужасом и отвращением смотрела на Нымзу. Она не встречала еще охотников-остяков и не знала их обычаев и вкусов.
Между тем Нымза разрезал ножом под брюхом медведя его теплую шкуру и приказал Андрюше надрезать лапы. Когда мальчик сделал это, охотник без труда снял шкуру с дымившейся еще туши медведя. Потом своим острым топориком отрезал ему голову и четыре лапы, одну за другой. Затем изрубил тушу зверя на четыре куска и, приложив палец к губам, пронзительно свистнул.
Опять затрещали сучья и хворост, и легкий на этот раз шум пронесся, поблизости. Прошла еще минута, другая, и из чащи выскочила огромная мохнатая собака, очень похожая на медведя, запряженная в низкие розвальни-сани, в два аршина длины.
Обыкновенно у остяков бывают только маленькие, худенькие собаки - лайки. Но собака остяка была совершенно особенная, из породы больших, сильных охотничьих собак, которые только редко встречаются на далеком Севере. Увидя детей, собака вся ощетинилась было, и ее кровью налитые глаза со злобою покосились на них, а огромные клыки оскалились, но Нымза произнес какое-то слово по-остяцки, и страшный пес тотчас же притих. Теперь он только облизывался и косился на лежавшие куски мяса на снегу.
- Лун почуял вкусное мясо... Лун кушать хочет, - сказал Нымза, снова сморщив свое плоское приплюснутое лицо в улыбку, и похлопал собаку по ее всклокоченной шерсти. Та лизнула его руку и умильно завиляла хвостом. - Моя добычу сейчас класть станет. Пускай Лун везет на путь... Твоя помогай... - коротко ронял Нымза, обращаясь к Андрюше, и, схватив самый большой кусок медвежьей туши, положил его в сани. Андрюша последовал его примеру. Когда последняя лапа мертвого и разрубленного на части зверя очутилась на розвальнях, Нымза снял с себя кожаный пояс и пристегнул им куски к саням. Потом он щелкнул языком, как-то особенно громко свистнул, и Лун, взявшись с места, двинулся в путь, волоча за собой сани в глубь тайги.
- Эк хороша! Хороша собака у Нымзы! - прищелкнул снова языком остяк. - А сейчас моя домой идет, и твоя тоже, и он тоже! - снова бесцеремонно тыкал пальцем Нымза то в сторону Сибирочки, то Андрюши.
Андрюша ласково кивнул ему. Он был рад какому бы то ни было отдыху и покою для себя и своей спутницы и, взяв за руку девочку, бодро зашагал вместе с нею за гостеприимным охотником к его жилищу.