Щенок — Джан — глаза героя — Перовская

Тощая, похожая на скелет, овчарка медленно слонялась по комнатам и кухне.

Она едва держалась на ногах от слабости, и только хорошее воспитание заставляло ее сдерживать голодный вой.

Двухкомнатная квартирка в одном из выстроенных перед войною домов плохо и редко отапливалась. Узоры инея белели по углам; на обледеневших окнах висели одеяла; полы были затоптаны, опилки и стружки лежали дорожкой от холодной газовой плиты до маленькой печки-«буржуйки» в столовой.

Нигде — ни под кухонным столом, ни в шкафах, нив ведерке для отбросов, собака не могла отыскать ни крошки съестного.

А есть ей хотелось мучительно. По низу ее втянутого, тощего живота болтались пустые соски, а в холодном углу кухни, на старом байковом одеяле, жалобно попискивал голодный щенок.

Собака погрызла выброшенную в мусор подошву, полакала из миски воды и печально поплелась на место.

Щенок принялся мять лапками и тянуть ее пустые соски, а она согревала его своим телом, лизала, растирала и переворачивала языком на бочок и на спину со всем терпением и лаской материнства.

На голодный писк малыша в комнате появился хозяин Он подошел к водопроводу и размочил под струей корку хлеба.

— На, Джедда, подкрепись немного, старушка! Ишь ведь до чего отощала!.. Так ты совсем щепка затомишь… Подохнет ведь он у тебя с голодухи-то…

— И очень прекрасно сделает, — раздался из соседней комнаты резкий голос. Высокая женщина, с грубыми чертами лица и большими руками, на которых блестели кольца и браслеты, остановилась на пороге кухни.

— … Понять не могу, отчего она так отощала?! — не слушая ее, повторял мужчина. — Ведь товарищи из Института собаководства обследовали ее на прошлой неделе… Она совершенно здорова… Новую карточку на ее паек выписали. Джедда на особом учете. Государство очень дорожит такими служебными собаками… Мы, что ли, ее объедаем?!

Женщина всплеснула руками:

— Из-за такой дряни и такие упреки!.. Да я… Да лучше ее совсем уморить и щепка ее выкинуть на помойку!.. Чем…

Собака, внимательно и серьезно смотревшая на разъяренную женщину, подняла голову и приглушенно завыла.

— Успокойся, Джедда, не волнуйся, старушка! Это она только так, зря болтает. Анна Петровна! Я тебе не шутя… Я в последний раз тебе говорю: брось ты куражиться над собакой! Для меня Джедда — не дрянь. Мы с ней много лет вместе работаем. Она защищала не раз мою жизнь, когда мне с кассой приходилось добираться к дальним точкам. От хулиганов, от воров не раз меня отбивала. Слышишь?!. Это — мой старый, испытанный друг… Покойная жена моя любила ее, как человека. И я не брошу ее… Понятно?! — он сильно раскраснелся и топнул ногой.

— Ну, ну! Расшумелся, как кипящий самовар, — переменила тон женщина. — Кто твою Джедду обидит? Из ее пайка я варю ей же болтушку. Но ты думаешь, этого на много дней хватит?!. Да она и наши все пайки пожирает. А почему отощала? Кормящая мать, всякому это понятно.

— Ну то-то же! — примирительно отозвался отходчивый кассир. — Ух ты, псиночка моя бедная! До чего же худа! А нельзя ли, Аннушка, раздобыть для нее какие-нибудь обрезки, отбросы, остатки… Чего-то такого, такого, — он пошевелил, объясняя пальцами, — из еды… понимаешь…

— Теперь все по карточкам. Сам знаешь, какие остатки теперь. Это надо знакомство, пригласить, угостить кого-нибудь, — говорила, как будто обдумывая, как будто сочувствуя Джедде, хитрая женщина.

— На вот тебе на устройство Джеддиного кормления, — хозяин протянул ей деньги. — Достань, пожалуйста… Пригласи, угости, кого хочешь.

* * *
Еще утром Джедда, захлебываясь, вылакала полную миску овсянки. Она так давно не получала этого прекрасного кушанья, что позабыла почти его вкус и запах. Она никак не могла оторваться от пустой миски, катая ее по всей кухне и снова и снова полируя языком и без того вылизанные до блеска дно и бока.

К обеду в столовой затопили «буржуйку». Запахло свежими пышками. Хозяин, смеясь, подзывал Джедду к столу, бросал ей корочки хлеба и сыра и рассказывал гостю:

— Запирать двери и окна запрещают: вынесет стекла воздушной волной. А оставить открытой квартиру — вынесут все и без воздушной волны. У нас много понаехало незнакомого народу. Все старые жильцы просто в отчаянии. Хоть вовсе не ходи в бомбоубежище! А мы горя не знаем: старушка моя, Джеддушка, ложится на пороге — и ну-ка! Попробуй-ка! Сунься! Она горло вырвет. Это уж — как пить дать…

Он нагнулся и крепко, ласково провел рукой по острому позвоночнику своей любимицы. Джедда присела на слабых ногах и улыбнулась.

В тот вечер она несколько раз бегала в угол и кормила прихлынувшим молоком щепка. Убаюкав его, она с праздничным видом снова подходила к столу.

Джедда знала — хозяин рассказывает о ее подвигах. Он часто произносит ее имя. Но собака знала еще и о многом таком, о чем ее хозяин и не догадывался. Она видела кулак, который ей показала хозяйка на кухне, она видела, как бешено захлопывалась дверь в столовую, рискуя раздробить ей голову или отшибить хвост, лишь бы не дать ей ходить из кухни в столовую к щедрой хозяйской руке… Она многое видела и чуть-чуть обнажала зубы, поглядывая на яростное лицо этой новой, не внушающей ей доверия женщины.

— Ну, что ты, все — «Джедда» да «Джедда»?? Заладил одно на весь вечер, — иногда вмешивалась в разговор хозяйка, — точно мы для собаки какой-то приглашаем гостей?!

У нее-то к гостю были совсем другие дела, но муж простодушно выдал ее обман.

— А как же? И я очень вам благодарен, что вы согласились нам в этом деле помочь. Это — сейчас трудный вопрос… А Джедда не выдержит больше такого режима. Я просто понять не могу, что с нею творится?? Так вот, я начал рассказывать вам о ней. Ведь вы и не знаете даже, какой это заслуженный собачий род! Абрек, Казбек, Гайчи, Джедда — это гордость Союза по породе и службе… Джедда — дочь чемпиона Абрека, а щеночек у нее от Казбека, внука Абрека, так что он дважды — и по отцу, и по матери — из этого знаменитого гнезда…

Гость прикинулся заинтересованным:

— А этот Казбек чем же был знаменит?

— О, Казбек этот был в тридцать шестом-седьмом году просто сказкой дня. О нем писали во всех газетах, припомните-ка! Судьба у него сложилась не сладко. Он дожил до старости и умер в питомнике служебных собак. А в первые годы жизни был в частных руках. Смолоду он был огромный и страшный. Его, видимо, мало ласкали, и он вырос угрюмым. Однажды в кухонное окно на пятый этаж забрался грабитель. Хозяев не было дома, а пес притаился за дверкой кухонного шкафика Человек (то есть именно «не человек», а грабитель) прошел в комнаты, вытащил из гардероба все костюмы, платья, пальто и свалил все это в кучу посередине кухни. Сломал и вскрыл все сундуки, ящики письменного стола, словом — обчистил до ниточки всю квартиру.

Казбек следил за ним не шелохнувшись. Но когда он открыл дверь на черную лестницу и стал запихивать награбленное в мешки, чтобы вынести из квартиры, пес бросился на него, повалил его тут же на вещи и задушил.

Вернулись хозяева. В кухне на груде вещей лежал мертвый грабитель, а рядом с ним, в луже крови, издыхал верный сторож. Вор успел все же ударить собаку ножом между лопаток.

Казбека долго лечили. О подвиге его было напечатано тогда во многих газетах. Богатырь этот справился со смертельной раной, но после этого стал еще подозрительнее и нелюдимее. Он признавал (как они, между прочим, все признают) только хозяина. Хозяйку он не любил. В конце концов она выжила его из дома.

Казбек оставил нам достойных наследников. Джедда! Фьить! Лови, ешь! Можно, можно…

Отвыкшая от еды, Джедда вопросительно глядела на хозяина. И только после того, как он несколько раз подтвердил: «Можно, можно!» — принялась за лепешку.

Не трудно догадаться, что этот визит ничем не улучшил Джеддину жизнь. Следующие дни были еще более мучительны. Оживший после обильного пиршества желудок и аппетит требовали удовлетворения, а пищи опять не было.

Хозяин был уверен, что собаку кормят. Ни Джедда, ни еще жалобнее и громче скуливший щенок не могли рассказать ему о своих мучениях.

— Обожралась, — брезгливо объясняла жена, — третий день ничего в рот брать не желает…

— Джеддочка, что же это с тобой? — испуганно спросил хозяин. — А ну, хлебца попробуй!..

Собака, дрожа от голода, схватила и мигом проглотила кусок.

— А ну, каши?! Так что же ты говоришь ерунду?? А??

Хозяин стал сам варить собаке болтушку из отрубей, картофельных очистков, овсянки и сам, не доверяя уже никому, брал ее на поводок и отправлялся в свой магазин, на перекрестке трех магистралей.

Джедда стала заметно поправляться. Сидя в углу кассовой кабинки, она, правда, очень тревожилась о щенке, водила ушами и вздрагивала, когда женщины в очередях начинали кричать или спорить. Домой она всегда торопилась и сильно тянула. Добравшись к щенку, была теперь в силах и накормить, и вылизать его хорошенько, и украдкой с ним поиграть.

В одно из таких обычных возвращений с хозяином Джедда стояла на перекрестке, нетерпеливо дергая свой поводок. Мимо проносились вереницы военных машин.

— Никаких правил движения! Ну как тут пройдешь?… — ворчал Джеддин хозяин.

Вдруг он отчаянно вскрикнул… Крыло машины отбросило его к каменной тумбе в воротах… Следующая машина шла на упавшего…

Тут перед водителем мелькнула оскаленная волчья голова… Джедда бросилась на выручку к хозяину… Тормоза заревели… Пронзительно закричало несколько голосов… И на том месте, где только что была умчавшаяся машина, прохожие увидели человека, поднимавшего с земли задавленную собаку.

* * *
Напрасно щенок ожидал возвращения матери.

Хозяин в молчании гладил его по спине, по животику и прятал за пазуху, чтобы отогреть и утешить. Он развел кипятком в глубокой тарелке сгущенное молоко и осторожно окунал щенячью мордочку в это неуклюжее угощение.

Щенок облизывал липкую, сладкую бурду, скулил, трясся мелкой дрожью и жалобно взвывал.

— Фу! На диван! Гадость этакую… — с неподдельным отвращением возмущалась хозяйка. — Да выбрось ты его на черную лестницу!.. Может, такой же чудак, как и ты, позарится, подберет…

— Молчи, Анна Петровна, — мрачно отозвался кассир. — Не доводи ты меня… Из-за тебя погибла Джедда… А теперь за щенка принимаешься?! Я сам буду растить его, слышишь? Я хочу, чтобы он был со мною всегда… Защищал бы меня… как сегодня… старушка…

Он снова расстроился, разволновался, долго утирал глаза и сморкался…

— Ну не знаю, кто с этой пакостью станет возиться…

— Я! Я сам буду возиться!.. Тебе ни за что не доверю! Я… — он схватился за сердце.

Пока он капал на сахар сердечные капли, хозяйка грубо смахнула с дивана щенка.

Никто не погладил, не приласкал стукнувшегося о пол малыша. Жалобно взвизгнув, он пополз в угол, но на середине пустынной, бесконечной для него дороги поднял мордочку и по-щенячьи заплакал.

— Цыц, проклятый! — прикрикнула на него женщина. — Не до тебя тут!..

— Я же-ла-ю, чтобы э-тот ще-нок рос в моем доме и был бы всег-да сыт, — веско и по слогам отчеканил, едва отдышавшись, хозяин.

— Ну и ходи, убирай за ним сам!

Они снова заспорили. Спор перешел в настоящую ссору.

А крохотный щенок все полз вдоль стен, скулил, поднимая кверху мордочку и трясся, как в лихорадке. Нигде он не мог отыскать ни своей ласковой матери, ни ее теплого меха, ни ее мягкого языка. Нигде не нашел он и привычной уютной подстилки.

С той самой, должно быть, минуты он на всю жизнь возненавидел всякие ссоры и крик.

Наконец он совсем выбился из сил, забрался куда-то за шкаф, на ворох старых газет, поскулил-поскулил и заснул.

Он уже не услышал, как к двум ожесточенным голосам неожиданно присоединился третий. Этот спокойный голос по радио трижды произнес:

— Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога!