Белорукая Изольда Тристан и Изольда

Любовники не могли ни жить, ни умереть друг без друга. Жить им в разлуке было ни жизнь, ни смерть, но то и другое вместе.

Тристан хотел бежать от своего горя, носясь по морям, островам и странам. Снова увидел он свою страну Лоонуа, где Роальд Твердое Слово встретил своего сына со слезами нежности. Но, не будучи в состоянии жить в его земле, Тристан отправился по герцогствам и королевствам, ища приключений: из Лоонуа – к фризам, от фризов – в Гавуа, из Германии – в Испанию. Служил он многим государям и совершил много подвигов, но в течение двух лет не было ему никакой вести из Корнуэльса – ни друга, ни послания.

Тогда он подумал, что Изольда разлюбила его и забыла.

И вот случилось однажды, что, странствуя вдвоем с Горвеналом, прибыли они в Бретань. Они проехали опустошенную равнину: повсюду обрушившиеся стены, деревни без жителей, поля, выжженные огнем; их кони шли по пеплу и углям на пустынной поляне.

Тристан задумался: «Я истомлен и устал. К чему мне эти приключения? Госпожа моя далеко, никогда я ее не увижу. Почему в течение двух лет не послала она искать меня повсюду? Ни одной весточки от нее! В Тинтажеле король ее почитает, ей служит, живется ей радостно; конечно, погремушка волшебной собачки оказала свое действие. Изольда меня забыла, и ей мало дела до прежних печалей и радостей, мало дела до несчастного, который скитается по этой опустелой стране. Неужели никогда не забуду я ту, которая меня любила? Неужели не найду никого, кто бы уврачевал мое горе?»

В течение двух дней Тристан и Горвенал проезжали по полям и селениям, не встречая ни человека, ни петуха, ни одной собачки.

На третий день, около полудня, они подъехали к холму, на котором возвышалась старая часовня и рядом с ней жилище отшельника. На отшельнике не было тканой одежды; он носил козлиную шкуру с лоскутьями шерсти на спине. Простершись на земле, с обнаженными коленями и локтями, он молился Марии Магдалине о ниспослании ему спасительных молитв. Он приветствовал подъехавших и, в то время как Горвенал разнуздывал коней, снял с Тристана доспехи и приготовил еду. Он не предложил им тонких блюд, а только хлеб из ячменя, смешанного с пеплом, и ключевую воду. После ужина, когда смерклось и они уселись около огня, Тристан спросил, что это за разоренная страна.

– Почтенный сеньор, – сказал отшельник, – эта страна – Бретань, и владеет ею герцог Гоэль. Страна эта была некогда богата пастбищами и пашнями: здесь были мельницы, там яблони, фермы. Но граф Риоль Нантский произвел это опустошение: его фуражиры все предали огню и разграбили. Люди его надолго разбогатели. Уж такова война.

– Брат, – сказал Тристан, – почему же граф Риоль так разорил вашего государя Гоэля?

– Я вам поведаю, сеньор, причину войны. Надо вам знать, что Риоль был вассалом герцога Гоэля, а у герцога есть дочь, прекраснейшая из всех принцесс; ее-то захотел взять в жены граф Риоль, но отец отказался отдать ее вассалу, и граф Риоль попытался захватить ее силой. Много людей погибло из-за этой ссоры.

– Может ли герцог Гоэль еще продолжать войну? – спросил Тристан.

– С великим трудом, сеньор. Однако его последний замок Карэ еще держится, ибо стены его крепки; мужественно и сердце славного рыцаря Каэрдина, сына герцога Гоэля. Но враг теснит их и морит голодом. Долго ли будут они в состоянии сопротивляться?

Тристан спросил, в каком расстоянии находится замок Карэ.

– Всего в двух милях, сеньор.

Они разошлись и заснули. Наутро, когда отшельник помолился и они подкрепились хлебом из ячменя с пеплом, Тристан попрощался с почтенным мужем и направился в Карэ.

Остановившись у плотных стен, он увидел толпу людей, стоявших дозором на дороге, и спросил, где герцог. Гоэль был среди них с сыном своим Каэрдином. Он сказал, кто он такой, и Тристан обратился к нему:

– Я Тристан, король Лоонуа; Марк, король Корнуэльса, мне дядя. Я узнал, сеньор, что ваши вассалы притесняют вас, и пришел предложить вам свои услуги.

– Увы, сеньор Тристан, ступайте своей дорогой, и да воздаст вам Господь! Как принять вас здесь? У нас нет более припасов, нет совсем ржи, чтобы поддержать существование, остались только ячмень да бобы.

– Что ж, – отвечал Тристан, – я два года прожил в лесу, питаясь травами, кореньями и дичиной. И поверьте, я находил такую жизнь прекрасной. Прикажите отворить мне ворота.

Тогда Каэрдин сказал:

– Прими его, отец, если он так мужествен; пусть возьмет свою долю в нашем счастье и нашем горе.

Они приняли его с почетом. Каэрдин показал своему гостю крепкие стены, главную башню и вокруг нее другие, деревянные укрепления, хорошо защищенные оградой; в них скрывались в засаде стрелки. С зубчатых стен он показал ему на равнине, вдали, палатки и шатры графа Риоля. Когда они возвратились к порогу замка, Каэрдин сказал Тристану:

– Теперь, дорогой мой, поднимемся в залу, где находятся моя мать и сестра.

Взявшись за руки, оба вошли в женский покой. Мать и дочь, сидя на ковре, вышивали золотом по английской ткани и пели песню про то, как красавица Доэта, сидя под белым терновником, ждет не дождется своего возлюбленного Доона, который так медлит прийти. Тристан поклонился им, они ему. Затем оба рыцаря уселись возле них. Каэрдин показал на епитрахиль, которую вышивала его мать, и сказал:

– Смотри, дорогой друг Тристан, какая искусница моя мать, как она умеет украшать епитрахили и ризы, чтобы потом принести их в дар бедным монастырям! Как быстро руки моей сестры продевают золотые нити в эту белую ткань! Тебя, сестрица, по праву прозвали Изольдой Белорукой!

Услышав, что ее зовут Изольдой, Тристан улыбнулся и посмотрел на нее нежнее.

Граф Риоль разбил свой стан в трех милях от Карэ, и уже много дней люди герцога Гоэля не решались делать против него вылазки.

На следующий день Тристан, Каэрдин и двенадцать юных рыцарей выступили из Карэ в панцирях и шлемах и проехали сосновой рощей до рвов неприятельского лагеря; затем, выскочив из засады, они силой отбили подводу графа Риоля с провиантом. С этого дня, меняя на разные лады военные хитрости и приемы, они разоряли его плохо охраняемые шатры, нападали на его обоз, ранили и убивали его людей и никогда не возвращались в Карэ без какой-нибудь добычи. Благодаря этому Тристан и Каэрдин стали питать друг к другу такое доверие и любовь, что поклялись во взаимной дружбе и товариществе. Ни разу не нарушали они этого слова, как вы узнаете из рассказа.

И вот, когда они возвращались с этих набегов, толкуя о рыцарских подвигах и благородных делах, Каэрдин часто расхваливал своему дорогому другу сестру свою, белорукую Изольду, простодушную, прекрасную.

Однажды утром, чуть только занялась заря, дозорный спешно спустился с башни и побежал по залам с криком:

– Сеньоры, вы заспались! Риоль идет на приступ!

Рыцари и горожане вооружились и побежали на стены. Они увидели в долине сверкающие шлемы, развевающиеся шелковые знамена: все войско графа Риоля двигалось в стройном порядке. Герцог Гоэль и Каэрдин тотчас же выстроили перед воротами передовые отряды рыцарей. Подъехав «а расстояние выстрела из лука, они пришпорили коней и опустили копья, а стрелы сыпались на них, как апрельский дождь.

Тристан вооружился, в свою очередь, вместе с теми, которых дозорный разбудил последними. Он затянул пояс, надел блио, узкие сапоги с золотыми шпорами, облекся в кольчугу, прикрепил шлем и забрало, сел на коня, пришпорил его и поскакал в долину, прикрыв грудь щитом и крича: «Карэ!» Это было кстати: уже воины Гоэля отступали за изгородь.

Любо было тогда посмотреть на груды убитых коней и раненых бойцов, на удары, наносимые юными рыцарями, на траву, обагрявшуюся, где только они появлялись, кровью. В их первом ряду гордо остановился Каэрдин, завидев, что против него вышел смелый барон, брат графа Риоля. Они столкнулись, опустив копья. Нантский боец сломал свое, не выбив из седла Каэрдина, а тот более метким ударом пробил щит противника и вонзил ему в бок стальное острие копья по самый значок. Покачнувшись в седле, рыцарь потерял стремена и упал.

На крик брата граф Риоль помчался против Каэрдина, но Тристан преградил ему путь. Они сшиблись, и копье Тристана сломалось в его руках, меж тем как копье Риоля, ударившись в нагрудник Тристанова коня, пробило его, глубоко вонзилось в тело, и конь пал мертвым на поляне. Тристан сразу вскочил на ноги и, размахивая сверкающим мечом, крикнул:

– Трус! Позорная смерть тому, кто ранит коня, оставив в живых его хозяина! Живым ты отсюда не уйдешь!

– Сдается мне, что ты лжешь! – ответил Риоль, направляя на него своего коня.

Но Тристан уклонился от удара и, подняв руку, с такой силой хватил мечом по шлему Риоля, что своротил его обруч и отбил наносник. Меч, скользнув по плечу рыцаря, угодил в бок его коня, который, в свою очередь, зашатался и пал. Риолю удалось выпутаться; он поднялся, и оба, пешие, с пробитыми и рассеченными щитами, с порванными кольчугами, яростно накинулись друг на друга. Наконец Тристан ударил противника по карбункулу его шлема. Обруч подался; удар был такой сильный, что граф упал на колени и ладони.

– Вставай, коли можешь, боец! – крикнул ему Тристан. – В недобрый час явился ты на это полег тебе придется умереть!

Риоль поднялся с земли, но Тристан снова сшиб его ударом, который рассек его шлем, разрубил тулью[24] и обнажил череп. Риоль взмолился о пощаде, и Тристан принял от него меч. Он взял его вовремя, так как со всех сторон подбегали нантские воины на подмогу своему господину; но тот уже сдался. Риоль обещал отдаться в плен герцогу Гоэлю, снова принести клятву в повиновении и верности и отстроить выжженные города и деревни. По его приказанию битва прекратилась, и войско его отступило.

Когда победители возвратились в Карэ, Каэрдин сказал своему отцу:

– Сеньор, позови Тристана и удержи его при себе. Нет лучше его рыцаря, а твоя страна нуждается в бойце, исполненном такой доблести.

Посоветовавшись со своими людьми, герцог Гоэль призвал Тристана и сказал ему:

– Друг, не знаю, как выразить тебе мою любовь. Ты мне сохранил эту страну, и я хочу отблагодарить тебя. Дочь моя, белорукая Изольда, происходит из рода герцогов, королей и королев. Возьми ее, я отдаю ее тебе.

– Я принимаю ее, сеньор, – ответил Тристан.

Ах, добрые люди, зачем сказал он эти слова! Ведь из-за них он и умер.

Выбрали день, назначили срок. Герцог явился со своими друзьями, Тристан со своими. Капеллан отслужил мессу. При всех, перед церковными вратами, по закону святой церкви, Тристан сочетался браком с белорукой Изольдой. Свадьба была пышная и богатая.

Но когда наступила ночь и слуги Тристана стали снимать с него одежды, случилось, что, потянув за слишком узкий рукав его блио, они стащили с его пальца перстень из зеленой яшмы, перстень белокурой Изольды. С громким звоном ударился он о плиты. Тристан взглянул и увидел его. И тут проснулась в нем старая любовь: он понял свой проступок.

Вспомнился ему день, когда белокурая Изольда дала ему этот перстень: то было в лесу, где ради него она влачила тяжелую жизнь. И, лежа с другой Изольдой, он представил себе шалаш в Моруа. По какому безумию обвинил он в своем сердце свою милую в измене? Нет, она продолжала терпеть из-за него горе, а он сам изменил ей. Но ему стало жаль и жены своей Изольды, простодушной, прекрасной. В недобрый час полюбили его обе Изольды; обеим он изменил.

Между тем белорукая Изольда дивилась, что он вздыхает, лежа с ней рядом. Наконец она сказала ему, слегка застыдившись:

– Дорогой сеньор, не оскорбила ли я вас чем-нибудь? Почему не подарите вы меня ни одним поцелуем? Скажите мне, чтобы мне знать мою вину; я искуплю ее сторицею, если могу.

– Не сердись, дорогая, – отвечал Тристан, – я дал обет. Некогда, в другой стране, когда я бился с драконом и чуть было не погиб, я призвал Богоматерь и произнес обет, что если, по ее милости, я спасусь и возьму жену, целый год я буду воздерживаться от объятий и поцелуев.

– Если так, я постараюсь это перенести, – сказала белорукая Изольда.

Но когда поутру служанка надела на нее чепец, какой носят замужние женщины, она грустно улыбнулась и подумала, что на такой убор не имеет права.