13. Переговоры - Остров доктора Моро - Герберт Уэллс

Я снова повернулся и пошел к морю. Горячий ручей растекся по тинистой песчаной отмели, где ползало множество крабов и каких-то длиннотелых многоногих животных; услышав мои шаги, они сразу обратились в бегство. Я дошел до самого моря, и мне показалось, что я спасен. Обернувшись назад, я стал смотреть на густую зелень позади меня, словно шрамом, прорезанную едва видным оврагом. Я был слишком взволнован и, по правде говоря (хотя люди, которые никогда не испытывали опасности, не поверят мне), слишком отчаялся, чтобы умирать.
Мне пришла в голову мысль, что у меня есть еще выход. Пока Моро и Монтгомери вместе со звероподобными людьми обшаривают остров в глубине, не могу ли я обойти его по берегу и добраться до ограды? Что, если обойти их с фланга, выломать из ограды камень, сбить замок с маленькой двери и найти какой-нибудь нож, пистолет или другое оружие, а когда они вернутся, вступить в бой? Во всяком случае, я мог бы дорого продать свою жизнь.
Я повернул к западу и пошел по берегу моря. Заходящее солнце слепило меня. Слабый тихоокеанский прилив поднимался с тихим журчанием.
Берег свернул к югу, и солнце очутилось справа от меня. И вдруг далеко впереди из кустов появились сначала одна, а потом несколько фигур. Это были Моро с собакой, Монтгомери и еще двое. Увидя их, я остановился.
Они тоже увидели меня и стали приближаться, размахивая руками. Я стоял, ожидая их. Оба звероподобных человека побежали вперед, чтобы отрезать мне путь к кустам. Монтгомери спешил прямо ко мне. Моро с собакой следовал за ним.
Я, наконец, опомнился, побежал к морю и бросился в воду. Но у берега было очень мелко. Я прошел не менее тридцати ярдов, прежде чем погрузился по пояс. Видно было, как рыбы удирали от меня в разные стороны.
— Что вы делаете! — крикнул Монтгомери.
Я повернулся к ним, стоя по пояс в воде. Монтгомери остановился, задыхаясь, на самом краю берега. Его лицо было багровым от бега, длинные льняные волосы растрепались, а отвисшая нижняя губа открывала редкие зубы. Тем временем подошел Моро. Лицо его было бледно и решительно; собака залаяла на меня. У обоих в руках были хлысты. Из-за их спин на меня во все глаза глядели звероподобные люди.
— Что делаю? Хочу утопиться, — ответил я.
Монтгомери и Моро переглянулись.
— Почему? — спросил Моро.
— Потому что это лучше, чем подвергнуться вашим пыткам.
— Говорил я вам, — сказал Монтгомери, и Моро что-то тихо ответил.
— Почему вы думаете, что я подвергну вас пыткам? — спросил Моро.
— Потому что я все видел, — ответил я. — И вот эти… вот они!
— Тс! — сказал Моро и предостерегающе поднял руку.
— Я не дамся, — сказал я. — Это были люди. А что они теперь? Но со мной у вас ничего не выйдет.
Я взглянул через их головы. На берегу стоял Млинг, слуга Монтгомери, и одно из закутанных в белое существ с баркаса. Дальше, в тени деревьев, я увидел маленького обезьяночеловека и еще несколько смутных фигур.
— Кто они теперь? — спросил я, указывая на них и все больше повышая голос, чтобы они услышали меня. — Они были людьми, такими же людьми, как вы сами, а вы их сделали животными, вы их поработили и все же боитесь их. Эй, слушайте! — крикнул я, обращаясь к звероподобным людям и указывая на Моро. — Слушайте! Разве вы не видите, что они оба еще боятся вас, трепещут перед вами? Почему же вы тогда боитесь их? Вас много…
— Прендик! — крикнул Монтгомери. — Ради бога, замолчите!
— Прендик! — подхватил и Моро.
Они кричали оба вместе, стараясь заглушить мой голос. А за их спинами виднелись угрожающие лица звероподобных людей, с уродливо висящими руками и сгорбленными спинами. Мне тогда казалось, они старались понять меня, припомнить что-то из своего человеческого прошлого.
Я продолжал кричать, но что, помню плохо. Кажется, что надо убить Моро и Монтгомери, что их нечего бояться. Эти мысли я вложил в головы звероподобных людей на собственную погибель. Я увидел, как зеленоглазый человек в темных лохмотьях, которого я повстречал в первый вечер своего приезда, вышел из-за деревьев, и остальные последовали за ним, чтобы лучше слышать меня.
Наконец я замолчал, переводя дух.
— Выслушайте меня, — сказал решительным голосом Моро, — а потом говорите все, что угодно.
— Ну? — сказал я.
Он откашлялся, подумал и затем воскликнул:
— Латынь, Прендик, я буду говорить на скверной школьной латыни! Но постарайтесь все же понять! Hi non sunt homines, sunt animalia qui nos habemus…[1] в общем… подвергли вивисекции. Человекообразовательный процесс. Я вам все объясню. Выходите на берег.
Я засмеялся.
— Ловко придумано! — сказал я. — Они разговаривают, строят жилища, готовят еду. Они были людьми. Так я и выйду на берег!
— Здесь очень глубоко и полно акул.
— Именно это мне и нужно, — сказал я. — Быстро и надежно. Прощайте!
— Подождите! — Он вынул из кармана что-то блестящее, сверкнувшее на солнце, и бросил на землю.
— Это заряженный револьвер, — сказал он. — Монтгомери сделает то же самое.
— Не выйдет. У вас, конечно, есть еще третий.
— Подумайте хорошенько, Прендик. Во-первых, я не звал вас на этот остров. Во-вторых, мы усыпили вас вчера и могли делать с вами что хотели, и, наконец, подумайте, ведь теперь ваш первый страх уже прошел и вы способны соображать, — разве характер Монтгомери подходит к той роли, которую вы ему приписываете? Мы гнались за вами для вашего же блага. Этот остров населен множеством злобных существ. Зачем нам стрелять в вас, когда вы сами только что хотели утопиться?
— А зачем вы напустили на меня своих людей там, в пещере?
— Мы хотели схватить вас и избавить от опасности. А потом мы намеренно потеряли ваш след… для вашего же спасения.
Я задумался. Все это казалось правдоподобным. Но тут я вспомнил кое-что другое.
— Там, за оградой, я видел…
— Это была пума…
— Послушайте, Прендик, — сказал Монтгомери, — вы упрямый осел. Выходите из воды, берите револьверы, и поговорим. Ничего другого не остается.
Должен сознаться, что в то время и, по правде сказать, всегда я не доверял Моро и боялся его. Но Монтгомери я понимал.
— Отойдите в сторону, — сказал я и, немного подумав, прибавил: — И поднимите руки.
— Этого сделать мы не можем, — сказал Монтгомери, выразительно кивая назад. — Слишком унизительно.
— Ну, ладно, отойдите тогда к деревьям, — сказал я.
— Вот идиотство! — буркнул Монтгомери.
Оба повернулись туда, где стояли на солнце, отбрасывая длинные тени, шесть или семь уродов — рослые, живые, осязаемые и все же какие-то нереальные. Монтгомери щелкнул хлыстом, и они тотчас врассыпную бросились за деревья. Когда Монтгомери и Моро отошли на расстояние, которое показалось мне достаточным, я вышел на берег, поднял и осмотрел револьверы. Чтобы удостовериться в отсутствии обмана, я выстрелил в круглый кусок лавы и с удовлетворением увидел, как он рассыпался в темный порошок. Однако я все еще колебался.
— Ладно, рискну, — сказал я наконец и, держа по револьверу в каждой руке, направился к Моро и Монтгомери.
— Вот так-то лучше, — спокойно сказал Моро. — Ведь я потерял все утро из-за ваших проклятых выдумок.
И с оттенком презрения, отчего я почувствовал себя униженным, они с Монтгомери повернулись и молча пошли вперед.
Кучка звероподобных людей все еще стояла среди деревьев. Я прошел мимо них, стараясь сохранять спокойствие. Один хотел было последовать за мной, но, как только Монтгомери щелкнул хлыстом, сразу обратился в бегство. Остальное наблюдали за нами. Быть может, когда-то они были животными. Но я никогда еще не видел животных, пытающихся размышлять.