Новая кукла — Рассказ Андреевской Варвары

Мама подарила Любочкѣ куклу; и что это была за кукла, просто заглядѣнье: ростомъ почти съ годовалаго ребенка, волосы курчавые, да не нарисованные, и не изъ фарфора сдѣланные, а настоящіе, словно у живого человѣка. Можно было чесать ихъ, помадить, завивать.
Любочка очень привязалась къ этой куклѣ, назвала ее Машей и не разставалась съ нею ни на минуту до тѣхъ поръ, пока однажды вдругъ случайно выронивъ изъ окна четвертаго этажа, на мелкія частицы раздробила ея хорошенькое личико.
-- У, Маша, какая ты стала некрасивая,-- сказала дѣвочка, взглянувъ съ пренебреженіемъ на бывшую свою любимицу; затѣмъ съ досады швырнувъ ее на полъ, сказала, что не хочетъ сохранить даже воспоминанія о прежней Машѣ съ розовыми щечками и привѣтливою улыбкою и поручила нянѣ спрятать куда-нибудь подальше, и ее, т.-е. куклу, и всѣ платьица, даже игрушечный диванчикъ, на которомъ всегда сиживала Маша.
-- Да зачѣмъ, барышня, развѣ вы разлюбили Машу, или она въ чемъ-нибудь провинилась передъ вами?-- съ недоумѣніемъ спросила няня, которая, только-что вернувшись изъ церкви, еще не знала о случившемся несчастій.
-- Нѣтъ, няня, Маша ни въ чемъ передо мною не виновата.
-- Тогда, значитъ, вы больше не любите ее?
Любочка опустила глаза и ничего не отвѣчала; ей стыдно было сознаться въ томъ, что она дѣйствительно не можетъ съ прежнимъ чувствомъ относиться къ бѣдной, изуродованной куклѣ, изуродованной по ея же собственной неосторожности.
-- Что же вы молчите?-- снова заговорила няня, ласково взявъ Любочку за руку.
-- Да, да, я не люблю ее,-- отвѣчала дѣвочка.
-- Неужели?
-- Не люблю, не люблю...
-- Но почему же, Любочка? Что это значитъ?
-- Потому что она гадкая, разбитая...
-- Какъ разбитая, что вы говорите? Я не болѣе часу тому назадъ уходила изъ дому и видѣла ее въ совершенной цѣлости. Кто же бы могъ разбить? Это неправда, Любочка.
-- Правда, няня, честное слово правда.
-- Но я все-таки въ толкъ не возьму, кто могъ разбить ее.
-- Ахъ, Боже мой, да я сама. Но что говорить про то, чего не воротишь; прошу тебя объ одномъ -- спрячь ее, брось куда-нибудь; однимъ словомъ, сдѣлай, что хочешь...
И быстро выбѣжавъ изъ комнаты, Любочка бросилась на балконъ, а оттуда въ садъ, гдѣ, замѣтивъ большую лягавую собаку Марса, принялась играть съ нею и бѣгать по аллеямъ.
Няня вопросительно посмотрѣла вслѣдъ Любочкѣ, молча покачала головой и отправилась исполнять данное порученіе.
Кукла лежала въ дѣтской на полу ничкомъ, вслѣдствіе чего съ перваго взгляда ничего нельзя было замѣтить; но затѣмъ, когда она нагнулась, подняла ее и увидѣла, что намѣсто хорошенькаго личика остались одни осколки, то даже ахнула отъ испуга.
-- Не можетъ быть, чтобы Любочка сама разбила дорогую куклу,-- снова заговорила старушка, пристально разглядывая Машу.-- Ужъ не твои ли это дѣла?-- обратилась она сердито къ сидѣвшей тутъ же въ комнатѣ молоденькой горничной.
-- Вотъ еще что выдумали!-- отозвалась послѣдняя: -- съ какой стати.
-- Но тогда кто же?
-- Да вѣдь барышня сейчасъ сказала тебѣ, что сама всему виновата.
-- Я не вѣрю этому!
-- Напрасно; я видѣла все собственными глазами.
-- Неужели, Агаша? И ты не лжешь мнѣ?
-- Къ чему лгать? Я не только видѣла, а еще спускалась внизъ по лѣстницѣ, чтобы поднять куклу съ тротуара.
-- Ахъ, какъ жаль! Ахъ, какъ жаль!-- повторяла няня, не выпуская изъ рукъ куклу.
-- Сколько ни жалѣй, ничего не поможешь; барышня просила спрятать подальше. Ей, видно, самой, сердечной, больно смотрѣть на свою любимицу.
-- Конечно!
-- Куда бы прибрать, не знаю.
-- Давай, отнесу на плотяной шкафъ въ корридоръ,-- предложила горничная и, взявъ несчастную Машу, въ одинъ мигъ закинула ее на верхушку шкафа.
Прошелъ день, другой, третій. Любочка, сначала втихомолку грустившая о куклѣ, мало-по-малу совершенно успокоилась; время потянулось обычнымъ порядкомъ.
Прошло лѣто, наступила осень, а затѣмъ и зима; до рождественскихъ праздниковъ осталось всего двѣ недѣли.
-- Мама, у насъ будетъ елка?-- спросила однажды Любочка, сидя около топившагося камина вмѣстѣ съ матерью.
-- Будетъ, дружокъ.
-- А что ты мнѣ подаришь?
-- Не знаю, еще не придумала.
-- Подари большую куклу; мнѣ очень хочется.
-- Вѣдь у тебя была прекрасная большая кукла, которую звали Машей.
-- Я еще лѣтомъ уронила ее изъ окна и разбила въ дребезги.
-- Неужели? какъ жаль! Но разбить ты ее могла, она вся изъ лайки; развѣ только голова пострадала, а туловищу навѣрное ничего не сдѣлалось... Гдѣ же она теперь?
-- Не знаю.
-- Вотъ видишь, какъ ты небрежно обращаешься съ вещами; если я куплю тебѣ новую куклу, то и ее навѣрное постигнетъ та же участь.
-- Нѣтъ, мамочка, нѣтъ, никогда,-- возразила Любочка.
Мама ничего не отвѣтила; Любочка тоже не возобновляла разговоръ; ей, во-первыхъ, стало въ душѣ вдругъ совѣстно передъ куклой, съ которою она поступила такъ безсердечно, а во-вторыхъ, она вполнѣ сознавала, что мама въ правѣ отказать въ ея просьбѣ, такъ какъ она дѣйствительно не умѣетъ беречь дорогія вещи.
На этомъ разговоръ о елкѣ кончился; но черезъ нѣсколько дней дѣвочка опять завела его; мама однако давала такіе лаконическіе и неопредѣленные отвѣты, что Любочка, при всемъ стараніи, никакъ не могла взять въ толкъ, будетъ ли у нея новая кукла или нѣтъ, но видѣла, что въ домѣ происходитъ что-то особенное, что няня и горничная очень озабочены, и что обѣ онѣ какъ будто кого то ищутъ по всѣмъ угламъ и закоулкамъ. Любочку это очень заинтересовало; она рѣшилась спросить няню.
-- Кого намъ искать,-- улыбнувшись, отвѣчала ей послѣдняя:-- никого мы не ищемъ, тебѣ просто кажется.
Не удовольствовавшись подобнымъ отвѣтомъ. Любочка обратилась къ горничной.
-- Много будете знать -- скоро состарѣетесь,-- возразила горничная, и во избѣжаніе дальнѣйшихъ разспросовъ хотѣла выйти изъ комнаты, но Любочка, ловко обойдя кругомъ, заслонила спиною дверь и сказала, что не выпуститъ ее до тѣхъ поръ, пока она не скажетъ правду.
-- Какую правду? Я ничего не знаю, оставьте меня; пустите, надо идти гладить бѣлье, утюги простынутъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ, ты не уйдешь отсюда до тѣхъ поръ, пока не сознаешься, кого вы съ утра до ночи ищете.
Горничная расхохоталась...
-- Да, не уйдешь,-- серьезно повторила Любочка и принялась упрашивать сказать правду.
-- Не смѣю,-- отозвалась наконецъ горничная, видѣвшая, что Любочка въ самомъ дѣлѣ не пускаетъ ее:-- не смѣю, мамаша разсердится.
-- Почему?
-- Она не желаетъ, чтобы вы знали.
-- Но я не выдамъ тебя.
-- Ахъ, Боже мой, барышня, какая вы несносная.
-- Несносная или нѣтъ, только я тебя отсюда не выпущу, пока не узнаю правду.
-- Что же наконецъ сказать-то вамъ?
-- Кого вы ищете.
-- Хорошо, скажу, только пустите, и больше ни о чемъ не разспрашивайте; согласны?
-- Согласна.
-- Мы все время искали куклу Машу, которую, помните, я еще лѣтомъ забросила на шкафъ и о которой теперь совершенно забыла.
-- Зачѣмъ она вамъ понадобилась?
-- Вы обѣщали дальше не разспрашивать.
-- Но она нашлась? По крайней мѣрѣ это, надѣюсь, можно узнать?
-- Нѣтъ не нашлась.
-- Кто же взялъ ее?
-- Она убѣжала.
-- Какъ убѣжала?
-- Такъ, просто убѣжала.
-- Куда?
-- Ахъ, барышня, пустите меня гладить, кончу -- все разскажу.
Любочка отошла отъ двери; горничная съ громкимъ смѣхомъ проюркнула мимо.
-- Что бы это значило?-- подумала Любочка:-- зачѣмъ имъ старая кукла, куда она могла убѣжать, куклы вѣдь не живые люди; горничная просто смѣется, но почему мама скрываетъ отъ меня истину, вотъ что интересно. Скорѣе бы кончилось глаженье,-- допрошу Агашу непремѣнно.
Но какъ ни старалась она найти удобную минутку переговорить съ горничною, случая не представилось, и побѣгъ куклы Маши оставался необъяснимымъ до тѣхъ поръ, пока въ концѣ-концовъ, дождавшись рождественскаго вечера и обѣщанной елки, она вдругъ увидѣла среди громаднаго количества различныхъ подарковъ свою бывшую любимицу, и уже не испорченную, не разбитую, а еще болѣе красивую и нарядную, чѣмъ прежде.
-- Маша!-- крикнула Любочка, бросившись къ куклѣ:-- какъ я рада, какъ счастлива! Но какимъ образомъ изуродованное личико твое снова сдѣлалось красивымъ?
Маша, конечно, молчала, потому что куклы говорить не могутъ, но зато мама Любочки, подозвавъ ее къ себѣ, подробно разсказала, какъ, отыскавъ заброшенную на шкафъ и забытую тамъ куклу, она, не говоря Любочкѣ ни слова, отправила ее въ магазинъ и велѣла подобрать точно такую же головку, какъ была прежде.
-- Надѣюсь, дружокъ, ты теперь будешь бережливѣе и не уронишь Машу изъ окошка,-- сказала мама въ заключеніе.
Любочка вмѣсто отвѣта крѣпко поцѣловала ее, и прижавъ къ груди куклу, цѣлый вечеръ не разставалась съ нею.
Наконецъ елка догорѣла; надо было отправляться спать. Любочкѣ и тутъ не хотѣлось разлучиться со своей любимицей.
-- Няня, я положу Машу съ собою,-- сказала она, укладываясь въ мягкую постельку.
-- А если она ночью свалится, да вторично разобьется...
-- Нѣтъ, я положу къ стѣнѣ.
-- Ну, ладно, дѣлай какъ знаешь,-- отозвалась няня и вышла изъ комнаты.
Оставшись наединѣ съ Машей, Любочка начала ласкать и цѣловать ее еще больше, осторожно сняла съ нея платьице, сапожки, чулки; бережно сложила все это на стоявшій около кровати стулъ и, положивъ Машу къ стѣнкѣ, уже начала дремать, какъ вдругъ ей показалось, что Маша вздохнула.
-- Что съ тобою?-- спросила ее Любочка.
-- Ничего,-- заговорила вдругъ кукла: -- мнѣ вдругъ сдѣлалось страшно, боюсь упасть на полъ и снова расшибиться, какъ тогда, помнишь?
-- Ахъ, Маша, не вспоминай, теперь тяжело подумать о томъ, какъ тебѣ должно быть было больно, когда ты упала изъ четвертаго этажа на каменную мостовую.
-- Больно -- это не бѣда; но мнѣ обидно очень показалось, что ты потомъ, увидавъ мое безобразіе, забросила меня, какъ ненужную вещь.
-- И ты сердилась, Маша, очень?
-- Нѣтъ, Любочка, я не сердилась, только горько плакала, до тѣхъ поръ, пока горничная, по приказанію твоей мамы, наконецъ, отыскала меня на шкафу, всю покрытую пылью и паутиной.
-- Бѣдная, бѣдная Маша; прости меня, даю честное слово, что теперь, послѣ всего случившагося, я стану любить и беречь тебя такъ, какъ еще никого никогда не любила въ жизни.
Но кукла смотрѣла недовѣрчиво; Любочкѣ даже показалось, что на ея голубенькихъ глазкахъ блеснула слеза. Затѣмъ, къ довершенію удивленія дѣвочки, она замѣтила, что кукла приподнялась на постели, спрыгнула внизъ и подбѣжала къ окну, которое оказалось открытымъ несмотря на морозъ и снѣгъ, валившій крупными хлопьями.
-- Маша, Маша, куда ты?-- простонала Любочка.
Но Маша уже стояла на подоконникѣ, нагнулась впередъ, готовясь броситься.
-- Ай!-- въ отчаяніи крикнула Любочка и хотѣла сдѣлать прыжокъ съ кровати. Но въ эту самую минуту глазки ея открылись; она сообразила, что весь разговоръ съ куклой происходилъ во снѣ.
Окно въ комнатѣ было закрыто. Маша по прежнему лежала около, прислонившись къ стѣнѣ и, смотря своими веселыми глазками на дѣвочку, казалось хотѣла проговорить ей: "что, шалунья, испугалась?"