Яблонька-Коробовка — Рассказ Андреевской Варвары

Радостно свѣтило лѣтнее солнышко... Ни одной тучки на небѣ, ни одного облачка... Птички, мошки, букашки, таракашки -- все казалось ожило и повеселѣло... Всѣмъ дышалось легко, отрадно...
Дѣти гурьбою высыпали порѣзвиться на зеленый лугъ, усѣянный множествомъ различныхъ цвѣтовъ. Этотъ лугъ былъ ихъ любимымъ мѣстопребываніемъ; онъ находился на краю деревни и служилъ сборнымъ пунктомъ маленькихъ жителей.
За лугомъ тянулась длинная каменная ограда; за оградой возвышался превосходный садъ, который принадлежалъ мѣстному помѣщику; но такъ какъ помѣщикъ здѣсь никогда не жилъ, то садъ былъ отданъ въ полное распоряженіе сторожа-садовника, по имени Назаръ, который съ первыми теплыми днями переселялся туда изъ своей избушки и жилъ въ собственноручно устроенномъ, при помощи сухихъ прутьевъ, шалашѣ, до тѣхъ поръ, пока на дворѣ снова становилось холодно, и въ саду не оставалось не только ни одного яблочка или ягодки, но даже простого забытаго цвѣточка.
Дѣти чрезвычайно любили Назара и считали для себя великимъ праздникомъ, когда онъ приглашалъ ихъ въ садъ, не столько потому, что послѣ подобнаго приглашенія всегда получали въ волю ягодъ и фруктовъ, но сколько потому, что Назаръ зналъ множество интересныхъ сказочекъ, которыя умѣлъ разсказывать съ такимъ оживленіемъ, что маленькое общество готово было слушать ихъ до глубокой ночи.
Собравшись на лужокъ, дѣти весело играли въ горѣлки.
-- Однако, довольно бѣгать,-- сказала одна изъ дѣвочекъ:-- жарко... Пойдемте лучше въ садъ къ дѣдушкѣ Назару, онъ еще вчера обѣщалъ разсказать сказку про Бабу-Ягу Костяную-Ногу.
-- Да, да, въ самомъ дѣлѣ, пойдемте!-- подхватили остальные.
И не обращая вниманія на нѣсколько пискливыхъ дѣтскихъ голосовъ, заявлявшихъ, что гораздо пріятнѣе играть въ горѣлки, цѣлою толпою направились къ саду.
-- Эй, дѣдушка, отопри!-- крикнулъ Степа, сынъ сельскаго старосты, стукнувъ въ калитку.
-- Кто тамъ?-- отозвался Назаръ.
-- Я, дѣдушка.
-- Да кто "я"? Назовись по имени. Васъ много, по голосу не узнаешь.
-- Я, Степа...-- пояснилъ мальчикъ:-- и не одинъ, а съ цѣлой компаніей товарищей и маленькихъ дѣвочекъ.
-- Вотъ какъ!-- насмѣшливо отозвался Назаръ и отворилъ калитку.
-- О, да васъ, кажется, больше дюжины?
-- Пожалуй, что такъ, дѣдушка...
-- Ну, значитъ мнѣ невыгодно.
-- Почему?
-- Потому, угостить надо; по яблоку дать -- сразу полтора десятка приходится.
-- А тебѣ развѣ жалко?
-- "Для милаго дружка и сережка изъ ушка", говоритъ пословица. Неужели же мнѣ для васъ, дорогія дѣтки, жалко яблоковъ? Идите, идите, милости прошу.
И старикъ смотрѣлъ на оживленныя лица мальчиковъ и дѣвочекъ полными любви и искренняго чувства глазами.
Дѣти не заставили дважды повторять любезное предложеніе. Войдя въ садъ, они первымъ дѣломъ разсыпались въ разныя стороны, и съ большимъ удовольствіемъ принялись за вкусныя яблоки и ягоды.
-- Кушайте сколько хотите,-- издали крикнулъ Назаръ: -- только чуръ -- кустовъ да деревьевъ не ломать, иначе поссоримся...
-- Будь спокоенъ, дѣдушка, ничего не случится,-- отвѣчали дѣти, и дѣйствительно все обошлось благополучно.
Угостившись вдоволь, молодежь окружила стараго садовника, прося убѣдительно разсказать сказку про Бабу-Ягу Костяную-Ногу.
Старикъ исполнилъ ихъ желаніе и, по обыкновенію, такъ увлекъ разсказомъ, что они просидѣли до сумерекъ.
На другой день повторилось то же самое; на третій, на четвертый -- также.
-- Завтра не являйтесь, друзья,-- сказалъ онъ имъ.-- Мнѣ необходимо отлучиться въ городъ; вернусь вѣроятно поздно и буду слишкомъ утомленъ, чтобы балагурить съ вами. Послѣ-завтра милости прошу.
Дѣти разошлись по домамъ и когда на слѣдующее утро, послѣ завтрака, снова собрались на лужайку, то конечно повели рѣчь о дѣдушкѣ Назарѣ.
-- Жалко, его нѣтъ дома,-- обратился Степа къ маленькой сестрѣ своей Наташѣ.-- Ты не повѣришь, какъ мнѣ хочется яблоковъ.
-- Потерпи до завтра; пріѣдетъ -- дастъ.
-- Потерпи до завтра! Это легко сказать!
-- Неужели ужъ такъ хочется?
-- Ужасно, Наташа, да яблоки-то какія превосходныя...
-- Постарайся забыть о нихъ на время...
-- Нѣтъ; лучше знаешь что...-- какъ-то нерѣшительно началъ Степа, озираясь на всѣ четыре стороны, словно изъ страха, чтобы кто не подслушалъ.
-- Что?-- съ любопытствомъ спросила Наташа.
-- Проберемся-ка мы съ тобою тайкомъ въ садъ... Я знаю, тамъ за оврагомъ есть дыра въ заборѣ, такая большая, что даже взрослый человѣкъ легко пролѣзетъ.
-- Какъ, Степа, тихонько?
-- Ну, да, тихонько. Что же изъ этого?..
-- Да зачѣмъ же, зачѣмъ, наконецъ, пробираться туда?
-- Боже мой, какая ты безтолковая. Конечно, за тѣмъ, чтобы покушать яблоковъ.
-- Вѣдь они чужія, Степа... Нѣтъ, нѣтъ, я ни за что не пойду и тебѣ не совѣтую.
Но Степа, вмѣсто отвѣта, молча махнулъ рукой, насмѣшливо улыбнулся и пошелъ по направленію къ овражку.
Наташа въ первую минуту хотѣла бѣжать за нимъ, уговаривать, просить. Но затѣмъ, испугавшись, чтобы остальныя дѣти, игравшія на лужайкѣ, не подслушали ихъ разговора, рѣшила лучше сдѣлать видъ, что ничего особеннаго не случилось и, стараясь придать своему симпатичному личику совершенно спокойное выраженіе, вмѣшалась въ остальную толпу.
-- Гдѣ же твой братъ?-- спросилъ ее кто-то.
-- Не знаю, вѣрно домой пошелъ... Да что его ожидать, будемъ лучше бѣгать,-- добавила она поспѣшно, боясь, чтобы какъ-нибудь не выдать себя. Но Степа въ эту минуту показался на дорогѣ. Онъ шелъ прямо изъ сада и казался сильно взволнованъ.
Маленькіе товарищи не обратили вниманія на его блѣдное, испуганное лицо; но Наташа, которая любила братишку болѣе всѣхъ и всего на свѣтѣ, сейчасъ же догадалась, что съ нимъ случилось нѣчто особенное и, улучивъ первую удобную минуту, спросила его.
-- Да, Наташа, это правда, со мной случилось ужасное несчастье,-- отвѣчалъ мальчикъ вполголоса.
-- Но что же именно, Степа? Говори скорѣе, не томи меня.
-- Боюсь, подслушаютъ...
-- Мы можемъ нѣсколько удалиться отъ нашихъ товарищей,-- возразила Наташа и, обнявъ брата за талью, незамѣтнымъ образомъ отвела въ сторону.
-- Представь себѣ, я влѣзъ на сукъ той высокой яблони, которая стоитъ посреди сада...
-- Коробовки?-- перебила дѣвочка.
-- Да, коробовки. Влѣзъ для того, чтобы нарвать твоихъ любимыхъ яблокъ... и вдругъ въ ту минуту, когда карманы мои уже были почти наполнены, оставалось только спрыгнуть, сукъ хрустнулъ и вмѣстѣ со мною повалился на землю...
-- Боже мой!-- вскричала, всплеснувъ руками, Наташа:-- ты вѣроятно расшибся?!
-- Не въ томъ дѣло; о своемъ ушибѣ я думаю меньше всего; но главное, мнѣ совѣстно передъ дѣдушкой Назаромъ... Коробовка его любимое дерево, онъ такъ любитъ и бережетъ его...
-- Исторія крайне непріятная... Какъ тутъ быть, чтобы хотя нѣсколько исправить дѣло?
Степа ничего не отвѣчалъ.
-- По моему, надо во всемъ чистосердечно сознаться,-- совѣтовала Наташа.
-- Сознаться! Нѣтъ, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ! Это значило бы выставить себя воришкой передъ всѣми товарищами и рисковать, что который-нибудь изъ нихъ, рано или поздно, проговорится нашему отцу; а ты знаешь, какой онъ строгій на этотъ счетъ...
-- Да... не похвалитъ!..
-- Высѣкетъ, навѣрное...
-- Тогда какъ же быть-то?
-- Молчать, больше ничего.
-- Но дѣдушка Назаръ завтра же замѣтитъ... Сукъ такъ великъ, что спрятать его нѣтъ возможности.
-- Замѣтить-то конечно замѣтитъ, но во всякомъ случаѣ не подумаетъ прямо на меня.
-- Ахъ, Степа, грѣхъ-то какой! Во-первыхъ, ты взялъ безъ спросу чужое, слѣдовательно, все равно что укралъ; во-вторыхъ, еще хочешь взвалить вину на другого...
-- Иначе невозможно, Наташа, и если только ты меня дѣйствительно любишь, то, ради Бога, молчи, что бы ни случилось.
Наташа согласилась и, вернувшись обратно на лужайку, снова вмѣшалась въ кругъ веселой, беззаботной молодежи; но ни игры, ни пѣсни, ни забавы -- ничто не занимало ее; она ждала съ нетерпѣніемъ блаженной минуты, когда придетъ домой и, удалившись въ свою коморку, которая находилась рядомъ съ коморкою родителей, можетъ безъ свидѣтелей вполнѣ отдаться слезамъ и мрачнымъ мыслямъ.
Цѣлую ночь бѣдняжка провела безъ сна; утромъ встала блѣдная, съ больной головою. Степа тоже самое.
Но, по счастью, родители не обратили на нихъ вниманія и, накормивъ завтракомъ, по обыкновенію пустили гулять на лужокъ вплоть до обѣда.
Придя туда, дѣти встрѣтили всѣхъ своихъ товарищей, поджидавшихъ только ихъ, чтобы вмѣстѣ направиться къ дѣдушкѣ Назару.
-- Онъ вчера ѣздилъ въ городъ,-- сказалъ кто-то изъ присутствующихъ: -- навѣрное привезъ кучу новостей, а можетъ быть даже гостинца... Пойдемте скорѣе въ садъ.
-- Пойдемте, пойдемте!-- отозвались остальные.
Степа молча, украдкой взглянулъ на сестру и, чтобы не выдать себя, безъ возраженій послѣдовалъ за другими.
-- Стукни въ калитку,-- обратился къ нему толстый, краснощекій Вася, сынъ деревенскаго портного.
-- Почему же непремѣнно я?-- отозвался Степа.-- Насъ тутъ много, всякій можетъ стукнуть.
-- Но дѣдушка Назаръ любитъ тебя больше, это каждый знаетъ.
Слова Васи точно иглой кольнули сердце несчастнаго Степы; но боясь навлечь подозрѣніе новой отговоркой, онъ, какъ ни тяжело ему было, осторожно постучалъ въ калитку.
-- Кто тамъ?-- послышался знакомый голосъ.
-- Мы, дѣдушка, пусти скорѣе!-- гаркнула вся компанія:-- цѣлый день не видѣлись съ тобою, соскучились!..
Старикъ молча вложилъ ключъ въ замокъ, молча повернулъ его; замокъ щелкнулъ, калитка отворилась, и какъ-то особенно тоскливо, жалобно скрипнула на заржавленныхъ петляхъ, по крайней мѣрѣ такъ показалось Степѣ.
-- Но, Боже мой, что съ тобой, дѣдушка, ты боленъ?-- въ голосъ спросили дѣтки, взглянувъ съ изумленіемъ на бѣднаго Назара, лицо котораго дѣйствительно имѣло ужасное, страдальческое выраженіе.
-- Вы еще спрашиваете, что со мною?-- отвѣчалъ старикъ, утирая рукавомъ катившіяся по щекамъ слезы:-- какъ будто не знаете?
Дѣти широко раскрыли глаза и какъ вкопанныя остановились передъ старымъ садовникомъ.
-- Не знаете!-- повторилъ онъ раздирающимъ душу голосомъ:-- т.-е. лучше сказать, не хотите признаться!
-- Да нѣтъ же, дѣдушка, честное слово, мы ничего не знаемъ,-- отвѣчалъ Вася, выступивъ впередъ и готовый самъ расплакаться, глядя на слезы старика.
-- Если вы не всѣ разомъ виноваты передо мной, то одинъ кто-нибудь непремѣнно.
-- Но въ чемъ же, дѣдушка?
-- Идемте, я покажу на мѣстѣ то, о чемъ у насъ рѣчь идетъ.
Удивленная толпа молча послѣдовала за Назаромъ; только Степа да Наташа знали въ чемъ дѣло. Но такъ какъ всѣ были заняты исключительно собственными мыслями, то никому въ голову не приходило обратить на нихъ вниманіе. Чѣмъ ближе они подходили къ яблонѣ-коробовкѣ, тѣмъ сильнѣе и сильнѣе бились ихъ наболѣвшія сердечки.
-- Вотъ!.. любуйтесь!..-- сказалъ наконецъ Назаръ, остановившись передъ высокой развѣсистой яблоней, одинъ изъ огромныхъ сучьевъ которой, весь осыпанный наравнѣ съ другими прекрасными красными яблоками, лежалъ нагнувшись къ самой землѣ.-- Любуйтесь! Чья это работа?
Дѣти, за исключеніемъ Степы и Наташи, онѣмѣли отъ ужаса: во-первыхъ, имъ стало невыразимо жаль Назара, во-вторыхъ, они чувствовали, что ихъ обвиняютъ напрасно, въ-третьихъ, боялись наказанія.
-- Не я, не я, не я,-- закричали всѣ по очереди.
-- Но тогда кто же, наконецъ?
-- Можетъ быть вѣтеръ сломалъ...-- нерѣшительно заговорилъ Степа.
-- Но ни вчера, ни сегодня вѣтра не было; и третьяго дня мы всѣ вмѣстѣ сидѣли здѣсь, подъ этой самой яблонью, и вы слушали сказку про Бабу-Ягу Костяную-Ногу... Сознавайтесь лучше, друзья, и дайте слово, что больше никогда ничего подобнаго не повторится, я не разсержусь.
Наташа умоляющимъ взоромъ взглянула на брата, словно прося его сказать всю правду садовнику; но Степа отрицательно покачалъ головой и подошелъ ближе разсматривать сломанное дерево.
-- Не хотите добровольно сознаться въ своемъ дурномъ поступкѣ?-- снова спросилъ Назаръ.
-- Не то, что не хотимъ, дѣдушка, а не можемъ.
-- Почему?
-- Потому что считаемъ себя правыми.
-- Тогда я самъ укажу виноватаго,-- торжественно сказалъ Назаръ.
-- Но какъ же ты можешь сказать это, ежели никто не сознается?
-- Это ужъ мое дѣло. Вы можетъ быть не знаете, что я немного колдунъ?-- добавилъ онъ, улыбнувшись сквозь слезы.
-- Неправда, неправда, ты самъ, разсказывая сказки про колдуновъ и волшебниковъ, всегда говоришь, что ихъ на самомъ дѣлѣ не бываетъ.
-- Ну, все равно, сейчасъ увидите, какъ ловко уличу я вора, если онъ только дѣйствительно находится между вами. Становитесь всѣ въ кругъ, лицомъ ко мнѣ.
Дѣти исполнили приказаніе.
-- Теперь дайте сосчитать, сколько васъ счетомъ.
Оказалось шестнадцать.
-- Отлично,-- замѣтилъ тогда старикъ и, подойдя къ надломленному суку, перочиннымъ ножикомъ отрѣзалъ одну изъ вѣтвей его, ободралъ листочки, и раздѣливъ на шестнадцать маленькихъ палочекъ, одинаковой толщины и длины, роздалъ ихъ дѣтямъ.
-- Что же дальше?-- спросили они.
-- Дальше будетъ вотъ что: есть у каждаго изъ васъ въ платьяхъ карманы?
-- Есть, есть, есть,-- послышалось отовсюду.
-- Опустите туда палочку вмѣстѣ съ рукою, держите ее крѣпко, чтобы никто не залѣзъ и не отнялъ; затѣмъ, когда потребую, возвратите мнѣ, я на глазахъ всѣхъ буду сличать ихъ и вы увидите, что у того, кто виновникъ случившагося, палочка сама собою сдѣлается вдвое длиннѣе.
Дѣти окружили старика ближе и начали сличать между собою полученныя палочки,
-- Ну что, всѣ онѣ одинаково равны?-- спросилъ дѣдушка Назаръ.
-- Конечно.
-- Слѣдовательно, вы спокойны, что съ моей стороны ошибки произойти не могло?
-- О, конечно!
-- Опускайте ихъ въ карманы.
Дѣти повиновались.
-- Разъ, два, три,-- командовалъ между тѣмъ Назаръ:-- теперь вынимайте; но предупреждаю, палочка виноватаго непремѣнно сдѣлается длиннѣе.
"Хитеръ ты, дѣдушка",-- подумалъ самъ собою Степа:-- "но я перехитрю тебя",-- и, не долго думая, прежде чѣмъ вынуть изъ кармана заколдованную палочку, тихонько переломилъ ее пополамъ.
-- Давайте сюда,-- говорилъ Назаръ, отбирая у дѣтей палочки и сличая ихъ одна съ другой.
-- Ну, что?-- нетерпѣливо спрашивали крайне заинтересованные всѣмъ этимъ дѣвочки и мальчики.
-- Ничего,-- пока виноватаго еще не находится.
"Да и не найдется навѣрное",-- подумалъ Степа.
Но вотъ, наконецъ, очередь дошла до него; смѣло подалъ онъ старику переломленную пополамъ палочку.
-- Довольно,-- сказалъ тогда Назаръ засмѣявшись,-- больше мнѣ нечего узнавать; воръ уличенъ... Это Степа!
-- Какъ, что,-- лепеталъ несчастный: -- развѣ моя палочка выросла?
-- Нѣтъ, дружокъ, напротивъ, она сдѣлалась короче, потому что ты разломилъ ее пополамъ, чувствуя себя виноватымъ. Знайте, что никакого колдовства съ моей стороны не было и быть не могло; я только попробовалъ поймать васъ на шутку; шутка удалась вполнѣ. Я зналъ заранѣе, что если между вами находится виноватый, то онъ изъ страха, чтобы палочка не выросла въ его карманѣ, непремѣнно постарается надломить ее... Такъ оно и вышло.
Степа, слушая рѣчь старика, покраснѣлъ до ушей; онъ видѣлъ, что оправдаться нѣтъ никакой возможности.
Наташа разразилась рыданіями.
-- Воръ, воръ,-- слышалось отовсюду.
И это была правда... Какъ ни грустно, какъ ни больно, какъ ни обидно показалось Степѣ слушать подобныя названія -- возражать было немыслимо.
"Какой срамъ, какой позоръ",-- думалъ между тѣмъ Степа:-- "бѣдная мама, она заболѣетъ отъ отчаянія, когда узнаетъ о случившемся, а папа-то, папа-то какъ разсердится!"
-- Мы постараемся скрыть гнусный поступокъ Степы отъ его родителей,-- сказалъ Назаръ, дружественно взглянувъ на совершенно униженнаго мальчика: -- скрыть потому, что это конечно должно сильно огорчить ихъ; а между тѣмъ я Степу знаю давно, знаю съ хорошей стороны и вполнѣ увѣренъ, что больше ничего подобнаго онъ не сдѣлаетъ въ жизни.
Степа вмѣсто отвѣта, обливаясь горючими слезами, бросился на шею добраго садовника.
-- Не только, дѣдушка, никогда ничего подобнаго самъ не сдѣлаю,-- сказалъ онъ:-- но другу и недругу закажу не прикасаться къ тому, что принадлежитъ другому,-- и дѣйствительно сдержалъ данное слово.
Маленькіе товарищи и подруги Наташи первое время послѣ случившагося приключенія съ яблоней -- смотрѣли на Степу не тѣми глазами, какъ прежде, чуждались его, избѣгали говорить съ нимъ, не принимали въ свои игры; но затѣмъ, тронутые нѣмыми страданіями мальчика, который цѣлыми днями оставался одинъ, снова стали относиться къ нему дружелюбно, а дѣдушка Назаръ, приложившій все стараніе и умѣнье, чтобы залечить яблоньку-коробовку, никогда даже не напоминалъ о прошломъ.