Чужая тайна — рассказ Андреевской Варвары

Адя и Тонечка только что пріѣхали на дачу со своею бабушкой, матерью отца, который нѣсколько дней тому назадъ отправился за границу встрѣчать ихъ милую, дорогую маму. Мама была долго больна, доктора послали ее за границу лѣчиться, и вотъ теперь, когда она, послѣ почти полугодового пребыванія въ чужой, незнакомой странѣ, въ концѣ-концовъ почувствовала себя лучше, то сейчасъ же написала мужу, что желаетъ вернуться на родину, потому что очень соскучилась по семьѣ.
Николай Степановичъ,-- такъ звали отца Ади и Тони,-- конечно, немедленно собрался въ путь, поручивъ дѣтей матери.
-- Будьте умники, слушайтесь бабушку во всемъ, не шалите,-- были его послѣднія слова передъ отъѣздомъ,-- я за это привезу вамъ маму.
Дѣти обѣщали исполнить его приказаніе въ точности и дѣйствительно добросовѣстно держали данное слово. Бабушка оставалась ими крайне довольна, они почти неотлучно находились при ней, вмѣстѣ гуляли, катались, однимъ словомъ -- проводили время превосходно, ожидая съ нетерпѣніемъ возвращенія родителей.
Въ одинъ прекрасный день бабушкѣ по какому-то дѣлу понадобилось отлучиться въ городъ; дѣти остались подъ присмотромъ молоденькой няни Дуняши. День, словно на бѣду, выдался холодный и дождливый, гулять было нельзя, приходилось сидѣть въ комнатѣ. Дѣти этимъ, конечно, были недовольны, но еще того недовольнѣе была Дуня, такъ какъ ни игрушки, ни книжки съ картинками, которыя занимали ихъ, не могли занять ее. Усадивъ дѣтей къ окну за шахматнымъ столомъ, она воспользовалась первой свободной минутой и, подъ предлогомъ пойти напиться воды, юркнула на такъ называемый черный дворикъ, гдѣ обыкновенно въ досужіе часы собиралась прислуга изъ всѣхъ сосѣднихъ дачъ. Встрѣтившись тамъ съ знакомой горничной, она увлеклась разговорами настолько, что положительно позабыла и дувіать о своихъ маленькихъ питомицахъ, которымъ игра въ шахматы наскучила очень скоро.
-- Какая досада, что нельзя идти гулять,-- замѣтилъ Адя, зѣвнувъ во всю величину своего хорошенькаго ротика.
-- Ужъ не говори,-- отозвалась Тонечка,-- досада, ужасная досада. Что бы такое придумать, чтобы хотя немножко развлечься?
-- И Дуняша-то, противная, куда-то провалилась!
-- Я пойду, позову ее, пусть она намъ сказочку какую разскажетъ.
Съ этими словами дѣвочка уже собиралась встать съ мѣста и отправиться за няней, какъ вдругъ братишка удержалъ ее.
-- Постой, погоди,-- сказалъ онъ, пристально вглядываясь въ окно,-- кажется, ѣдетъ возъ съ мебелью и вещами, вѣрно на дачу, которая напротивъ насъ; давай лучше смотрѣть, какъ они будутъ разбираться, это очень интересно.
-- И то правда, тѣмъ болѣе, что Дуняша совсѣмъ не умѣетъ разсказывать сказки.
Возъ, между тѣмъ, нагруженный отчасти мебелью, отчасти прочей домашней утварью, дѣйствительно остановился около расположенной напротивъ дачи. Дворникъ, съ помощью пріѣхавшаго съ вещами стараго лакея, торопливо вносилъ все въ комнату, такъ какъ дождь и вѣтеръ съ каждой минутой усиливались; скоро на возу ничего не осталось, кромѣ довольно большаго бѣлаго деревяннаго ящика.
Ловко захватившись за оба противоположные конца, дворникъ и лакей уже готовились нести и его, какъ вдругъ дно отскочило, и изъ ящика попадало на грязную, скользкую дорогу множество книгъ всевозможнаго вида и формата; чѣмъ больше старался старый лакей предотвратить бѣду, тѣмъ, напротивъ, выходило хуже, книги сыпались массами, сильный порывистый вѣтеръ уносилъ листки въ разныя стороны, такъ какъ большинство книгъ были безъ переплета; на лицѣ несчастнаго старика выражались ужасъ и отчаяніе.
-- Бѣдняга, ему должно быть очень жаль этихъ книгъ,-- замѣтила Тонечка.
-- Да, онъ видимо страдаетъ за нихъ и все-таки ничего не можетъ подѣлать. Знаешь что, Тоня? пойдемъ поможемъ ему!
Тоня быстро соскочила со стула и, не долго думая, бросилась вмѣстѣ со своимъ маленькимъ братомъ на помощь старику; въ-торопяхъ оба они позабыли надѣть галоши и не захватили ни шляпъ, ни пальто.
-- Позвольте помочь вамъ,-- обратился Адя къ лакею,-- мы видѣли изъ окна, какая бѣда приключилась съ вашимъ ящикомъ.
-- Спасибо, милыя дѣтки, Господь да вознаградитъ васъ за это,-- отвѣчалъ старичекъ и, предоставивъ вывалившіяся изъ ящика книги на попеченіе дѣтей, поспѣшно отправился въ комнаты.
-- Пожалуйста, господа, наблюдайте, чтобы кто не утащилъ какую книжку,-- крикнулъ онъ изъ окна,-- я только поставлю сломанный ящикъ съ остальными книгами подъ крышу и сейчасъ вернусь обратно.
Ада и Тонечка хлопотали очень усердно; не жалѣя ни силъ, ни обуви, они бѣгали во всѣ стороны, ловили разлетавшіеся листки, складывали въ одно мѣсто и даже по возможности старались подбирать страницы.
Старикъ-лакей явился дѣйствительно очень скоро, и началъ вторично осыпать дѣтей благодарностями и добрыми пожеланіями.
-- Это ваши книги?-- спросилъ его Адя.
-- Нѣтъ, милый баринъ; еслибы онѣ были мои, то я бы такъ не сокрушался.
-- А чьи же?
-- Моего господина, онъ очень дорожитъ ими, это все учебныя книги, для него крайне необходимыя; когда мы укладывали вещи, онъ нѣсколько разъ просилъ меня беречь ихъ, говоря: "пусть лучше все остальное пропадетъ, только бы книги были цѣлы", а тутъ вотъ какое несчастье приключилось!
Говоря это, старикъ чуть не плакалъ.
-- Ничего, не безпокойтесь, мы соберемъ ихъ,-- утѣшала его Тоня;-- а кто вашъ господинъ?
-- Онъ докторъ.
-- Вы будете здѣсь жить, напротивъ?
-- Да, только, вѣроятно, недолго.
-- Ну да, конечно, до конца лѣта?
-- Едва ли.
-- Почему же?
-- Мой господинъ не любитъ нигдѣ оставаться долго.
-- Куда же вы потомъ поѣдете?
-- Не знаю, куда вздумается.
-- Есть у вашего господина дѣти?
-- Нѣтъ, онъ совершенно одинокъ.
Разговаривая такимъ образомъ, старичекъ-лакей, съ помощью нашихъ маленькихъ знакомыхъ, довольно скоро успѣлъ привести въ порядокъ растрепанныя книги, оставалось собрать только еще нѣсколько, какъ вдругъ они услышали стукъ колесъ подъѣзжавшихъ къ дому извозчичьихъ дрожекъ.
-- А вотъ и баринъ...-- сказалъ Игнатій,-- экая право досада, что не успѣли до него справиться.
Дѣти взглянули на вновь прибывшаго господина; онъ былъ еще далеко не старъ; его блѣдное, задумчивое лицо выражало какую-то непонятную тоску; глядя на него, казалось не трудно было догадаться, что человѣкъ этотъ на своемъ вѣку успѣлъ уже много, много выстрадать, но добрые ласковые глаза его, несмотря на это, все-таки глядѣли на свѣтъ Божій такъ привѣтливо, что Адя и Тонечка съ перваго же раза почувствовали къ нему симпатію и довѣріе.
-- Что случилось?-- спросилъ онъ своего лакея.
-- Бѣда, Левъ Львовичъ! Ящикъ, въ которомъ были ваши учебныя книги, сломался; книги попадали на дорогу, и еслибы не эти двое милыхъ малютокъ, то вѣтеръ разбросалъ бы все въ разныя стороны.
Докторъ съ благодарностью протянулъ руки Ади и Тонечкѣ и затѣмъ, случайно взглянувъ на послѣднюю, вдругъ поблѣднѣлъ и отшатнулся.
-- Боже мой,-- проговорилъ онъ, задрожавъ какъ въ лихорадкѣ,-- какое поразительное сходство! Какъ зовутъ тебя, душенька?
-- Тоня...-- отозвалась послѣдняя.
-- Странное совпаденіе!-- продолжалъ докторъ и, выпустивъ руки дѣтей, неподвижно стоялъ на одномъ и томъ же мѣстѣ." Дождь лилъ на него безпощадно, вѣтеръ приподнималъ полы легкаго пальто, но онъ ничего не замѣчалъ и, вѣроятно, простоялъ бы подобнымъ образомъ очень долго, еслибы его не вывелъ изъ задумчивости старикъ-лакей.
-- Баринъ, полноте, что съ вами?-- съ участіемъ проговорилъ послѣдній.
Докторъ провелъ рукою по лбу, словно стараясь отогнать отъ себя мрачную думу и, снова взглянувъ на маленькую дѣвочку, добавилъ какъ-то несвязно:
-- Славное, хорошее у тебя имя... я очень люблю его... Ну, а тебя, дружокъ, какъ зовутъ?-- обратился онъ къ Ади.
-- Меня зовутъ Адя,-- бойко отвѣчалъ мальчуганъ.
-- Спасибо вамъ обоимъ, что помогли старику моему, а то бѣда бы была съ книгами.
-- Они и то, кажется, порядочно пострадали,-- замѣтила Тонечка.
Докторъ опять взглянулъ на нее пристально.
-- Что дѣлать!-- сказалъ онъ,-- но, Боже мой, вы оба страшно промокли и озябли; я только сейчасъ замѣтилъ, что вы безъ галошъ и верхняго платья.
-- Некогда было одѣваться, мы спѣшили на помощь.
Левъ Львовичъ еще разъ поблагодарилъ "милыхъ малютокъ", какъ совершенно справедливо назвалъ ихъ лакей, и почти силою отправилъ домой, сказавъ, что они могутъ простудиться, и что онъ теперь можетъ справиться безъ посторонней помощи.
-- А завтра можно намъ придти къ вамъ на дачу, посмотрѣть, какъ вы устроились?-- кричалъ издали Адя.
Докторъ въ знакъ согласія молча улыбнулся своей всегдашней привѣтливой улыбкой и ласково кивнулъ головой.
Придя домой, дѣти, не рѣшаясь сознаться нянѣ, что во время ея отсутствія выскочили на улицу въ однихъ платьяхъ, хотѣли было такъ и остаться въ нихъ, но, къ счастію, она это сама замѣтила.
-- Что съ вами, гдѣ вы такъ измокли и испачкались?-- спросила она ихъ встревоженнымъ голосомъ.
Тонечка разсказала подробности всего случившагося; Дуняша пришла въ ужасъ.
-- Что скажетъ бабушка, когда вернется! Бабушка такая строгая, она на меня разсердится, пожалуй, выгонитъ!-- и Дуняша горько расплакалась; дѣтямъ стало жаль ее.
-- Но, вѣдь, Дуняша, не ты виновата... мы...-- уговаривалъ ее Адя.
-- Я виновата въ томъ, что не досмотрѣла; бабушка, уѣзжая, приказывала мнѣ отъ васъ никуда не отлучаться; однако, не будемте, по крайней мѣрѣ, терять время въ напрасныхъ разговорахъ, давайте я вамъ скорѣе перемѣню бѣлье и платье.
-- Можетъ, мы успѣемъ это сдѣлать до ея возвращенія, тогда она ничего не узнаетъ, мы не будемъ говорить, не правда ли?-- предложила Тоня.
-- Конечно!-- согласился братишка.
Но предположеніе скрыть отъ бабушки свое путешествіе подъ дождемъ, на сосѣднюю дачу, не удалось. Старушка вернулась изъ города какъ разъ въ ту минуту, когда Дуняша доставала изъ комода дѣтское бѣлье. У знавъ въ чемъ дѣло, бабушка осталась очень недовольна: сдѣлала внукамъ строгій выговоръ и хотѣла дѣйствительно сію же минуту прогнать Дуняшу, но, сжалившись надъ слезами послѣдней, положила гнѣвъ на милость и простила; дѣтямъ же приказала, напившись чаю, немедленно лечь въ постели. Подъ вліяніемъ сильной усталости и холода они уснули очень скоро; бабушка постоянно подходила къ кроваткамъ, ощупывая ихъ головы.
Тонечка спала спокойно, но что касается до Ади, какъ меньшаго и болѣе слабенькаго, то у него сдѣлался жаръ и сильный кашель. Бабушка очень встревожилась, въ особенности когда около полуночи начался даже бредъ; она подняла на ноги весь домъ, велѣла ставить самоваръ, заварила липоваго цвѣта, обложила Адю горчичниками, вытерла горячимъ уксусомъ, однимъ словомъ, пустила въ ходъ всѣ свои медицинскія познанія, но толку не вышло никакого,-- мальчику дѣлалось все хуже. Услышавъ шумъ и бѣготню, Тонечка проснулась.
-- Бабушка, отчего вы не спите?-- съ удивленіемъ спросила она бабушку.
-- Какой тутъ сонъ!-- отозвалась бабушка.
-- Но, что случилось?
-- Адя заболѣлъ, и, какъ кажется, очень серьезно.
Тонечка, безгранично любившая маленькаго брата,
ужасно встревожилась, поспѣшно вскочила она съ кроватки, наскоро одѣлась и бросилась къ его постели.
-- Адя, что у тебя болитъ, милый?-- спросила она его. Адя, ничего не отвѣчая, лежалъ весь въ жару и не узнавалъ никого изъ окружающихъ.
Бабушка разослала прислугу за докторами, но, какъ на зло, ни одного не оказалось дома. Бѣдная старушка плакала, ходила изъ угла въ уголъ, ломала себѣ руки... Тонечка, притаившись въ уголку за диванъ, тихонько всхлипывала, потомъ, вдругъ что-то вспомнивъ и сообразивъ, соскочила съ мѣста и, подбѣжавъ къ старушкѣ проговорила скороговоркой:
-- Бабуля, какія мы всѣ недогадливыя, вѣдь докторъ живетъ напротивъ.
-- Какой докторъ, Тонечка, что ты путаешь, напротивъ насъ пустая дача.
-- Да нѣтъ же, бабушка, мы именно на эту дачу ходили подъ дождемъ и старичекъ лакей пояснилъ намъ, что на ней живетъ докторъ, я сейчасъ попрошу его придти, онъ такой добрый, хорошій, навѣрное не откажетъ.-- И Тонечка уже направилась къ выходной двери, но бабушка остановила ее.
-- Постой, постой, куда пойдешь ночью опять безъ галошъ и пальто по такой погодѣ, мало мнѣ безпокойства съ однимъ больнымъ въ домѣ, ты хочешь захворать тоже.
-- Но вѣдь это такъ близко, только улицу перебѣжать.
-- Все равно, надо одѣться; отправимся вмѣстѣ. Тонечка въ одну минуту накинула на плечи пальто, всунула ноигки въ галоши и, вооружившись дождевымъ зонтикомъ, вышла вмѣстѣ съ бабушкой на улицу.
Погода стояла отвратительная, дождь, лившій съ самаго утра, не только не думалъ переставать, но, казалось, шелъ еще сильнѣе, вѣтеръ бушевалъ немилосердно, нагибая кустарники чуть не до самой земли; бабушка и внучка съ трудомъ пробирались по скользкой дорогѣ, но такъ какъ дача доктора дѣйствительно оказалась очень близко, то менѣе чѣмъ черезъ пять минутъ онѣ достигли цѣли своего путешествія. На дачѣ все было тихо и, видимо, покоилось глубокимъ сномъ: только дворовая собака, заслышавъ шаги постороннихъ людей, сорвалась съ мѣста и залаяла; но Тонечка знала эту собаку, сторожившую нѣсколько сосѣднихъ дачъ, позвала по имени, собака привѣтливо завиляла хвостомъ, смолкла и пошла обратно подъ ворота.
-- Гдѣ же тутъ звонокъ?-- спросила бабушка.
-- Здѣсь, я нашла его!-- отозвалась Тонечка и сильно дернула колокольчикъ.
За дверьми послышалось шлепанье туфель и вслѣдъ затѣмъ раздался сонный голосъ старика лакея.
-- Кто тамъ?-- бормоталъ этотъ голосъ.
-- Пожалуйста, передайте доктору, что его очень просятъ придти къ больному,-- отозвалась бабушка.
-- Докторъ лѣчитъ только дѣтей, къ взрослымъ же идетъ неохотно.
-- У насъ именно боленъ ребенокъ.
-- Потрудитесь сказать вашъ адресъ, я запишу. Завтра утромъ рано онъ придетъ къ вамъ.
-- Какъ завтра,-- взмолилась бабушка,-- больному очень дурно, онъ можетъ умереть ночью, если во время не получитъ помощи. Убѣдительно прошу васъ, разбудите вашего господина.
-- Ахъ, сударыня, жаль мнѣ будить его сердечнаго, онъ сегодня очень утомился путешествіемъ и кромѣ того сильно чѣмъ-то разстроенъ.
-- Игнатій, кажется за мною пришли?-- раздался вдругъ во внутреннихъ комнатахъ голосъ доктора.
-- Такъ томно, только я прошу повременить до завтра, потому что вы сегодня очень утомлены.
-- Какъ тебѣ не стыдно, Игнатій, развѣ ты не знаешь что я никогда не устаю, если кто-нибудь нуждается въ моей помощи. Проси войти на дачу, я одѣнусь сію минуту.
Лакей нехотя отворилъ дверь.
-- Ба, да это та самая маленькая барышня, которая сегодня вмѣстѣ со своимъ братцемъ помогала мнѣ подбирать въ грязи книги!-- сказалъ онъ привѣтливо раскланиваясь.-- Пожалуйте, кто же захворалъ у васъ?
-- Мой братъ,-- отвѣчала Тонечка.
-- Тотъ самый, о которомъ я сейчасъ сказалъ?
-- Да.
-- Это ужасно!
-- Вотъ видишь-ли, Игнатій,-- снова раздался голосъ доктора,-- милый мальчикъ захворалъ, по всей вѣроятности, вслѣдствіе вчерашней простуды, а ты еще не хотѣлъ будить меня!-- Говоря это, онъ пристально смотрѣлъ на Тоню и опять проговорилъ едва слышнымъ голосомъ:-- Боже мой, какое поразительное сходство!
-- Съ кѣмъ?-- спросила бабушка.
Докторъ какъ-то замялся и сконфузился.
-- Нѣтъ... такъ... вы ее не знаете...-- пробормоталъ онъ безсвязно и торопливо направился къ выходной двери.
Адю онъ засталъ въ сильномъ жару; бѣдный мальчикъ метался въ кровати, кашлялъ, плакалъ и кричалъ, жалуясь, что ему вездѣ больно. Докторъ осмотрѣлъ его внимательно.
-- Ну, что, какъ вы находите нашего больного?-- спросила бабушка, когда осмотръ кончился.
-- Какъ вамъ сказать,-- отвѣчалъ докторъ серьезно,-- пока опредѣлить трудно, все будетъ зависѣть отъ того, успѣемъ-ли мы предупредить бѣду, иначе боюсь утѣшить благопріятнымъ исходомъ.
Бабушка и Тоня заплакали.
-- Не тревожтесь раньше времени, никто какъ Богъ,-- обратился онъ къ нимъ ласково,-- съ Его святою помощью я надѣюсь захватить болѣзнь во-время; дайте мнѣ перо и бумагу, сію минуту напишу рецептъ, пускай только дѣвушка скорѣе одѣвается, чтобы сбѣгать въ аптеку.
Дуня, все время слушавшая слова доктора съ большимъ вниманіемъ и считавшая себя въ глубинѣ души главною виновницею болѣзни Ади, вызвалась идти въ аптеку. Левъ Львовичъ,-- такъ звали доктора,-- передалъ рецептъ, а самъ собственноручно принялся класть на голову мальчика холодные компрессы.
-- Если позволите, я останусь у постели вашего больного до утра,-- сказалъ онъ,-- и сдѣлаю все, что только возможно, чтобъ спасти его.
-- Не нахожу словъ благодарить васъ, милый, добрый, дорогой докторъ,-- отозвалась старушка, крѣпко пожимая его руку,-- но мнѣ право совѣстно такъ злоупотреблять вашей добротой; вашъ человѣкъ сказалъ, что вы сегодня утомлены и еще кромѣ того чѣмъ-то разстроены; можетъ быть, вамъ будетъ удобнѣе, сдѣлавъ необходимыя распоряженія, идти спать домой -- мы разбудимъ васъ въ случаѣ чего.
-- Пожалуйста, отложите въ сторону церемоніи, когда дѣло идетъ о спасеніи ребенка, я все равно спать спокойно не могу, я вѣдь всю жизнь свою посвятилъ на то, чтобъ помогать больнымъ дѣтямъ.
-- Да, я вижу, съ какою рѣдкою заботой вы къ нимъ относитесь; вѣроятно, очень любите дѣтей вообще. У васъ самого есть дѣти?
-- Нѣтъ, я не женатъ и совершенно одинокъ на свѣтѣ, а отношусь ко всѣмъ дѣтямъ съ непрестанными заботами, вслѣдствіе одного очень грустнаго обстоятельства, случившагося со мной, когда еще самъ былъ ребенкомъ; но не будемъ говорить объ этомъ!-- добавилъ онъ, поймавъ украдкой катившуюся слезу, и снова подойдя къ кровати Ади, принялся за компрессы, горчичники и прочія тому подобныя снадобья.
Бабушка и Тоня, несмотря ни на какія просьбы доктора, не хотѣли уходить отъ больного, и только подъ утро, когда онъ немного успокоился, старушка удалилась въ свою спальню, а Тоня, твердо рѣшившаяся ни на минуту не разставаться съ Адей, прилегла тутъ же на диванъ. Левъ Львовичъ сидѣлъ въ креслѣ около самой кровати; онъ сидѣлъ неподвижно, хотя не спалъ, а облокотившись на руку, о чемъ-то долго, долго думалъ.
-- Какъ похожа!..-- проговорилъ онъ вдругъ самъ себѣ,-- это просто удивительно... бѣдная моя Тоня, простишь ли ты меня на томъ свѣтѣ? Виноватъ я передъ тобой очень, очень...-- Говоря это онъ осторожно вытянулъ висѣвшій на шеѣ на золотой цѣпочкѣ медальонъ, открылъ его, опустилъ голову, тихо прильнулъ къ нему губами и горько, горько заплакалъ. Въ эту самую минуту на диванѣ, гдѣ спала Тоня, послышался шорохъ; докторъ обернулся и увидѣлъ ее сидящею.
-- Развѣ ты не спишь?-- спросилъ онъ съ удивленіемъ и сейчасъ же спряталъ медальонъ.
-- Нѣтъ, докторъ, я не спала,-- отвѣчала дѣвочка,-- простите меня, я невольно видѣла, какъ вы поцѣловали медальонъ... невольно слышала ваши слова... ради Бога, простите, можетъ быть, вы этого совсѣмъ не желали... но право же... право, я не подслушивала... все это случилось само собой, я даже нарочно шевелилась на диванѣ, чтобы дать понять, что я не сплю, но вы ничего не замѣчали.
Когда Тоня говорила, голосъ ея сильно дрожалъ, она опустила глаза книзу, и даже сама, не зная почему, едва удерживала слезы. Докторъ пристально смотрѣлъ на нее; въ комнатѣ царствовала полнѣйшая тишина, изрѣдка нарушаемая стонами больного, да однообразнымъ, мѣрнымъ стуканьемъ маятника висѣвшихъ на стѣнѣ часовъ; минутъ пять длилось молчаніе; наконецъ докторъ первый нарушилъ его.
-- Ты говоришь, что слышала мои слова, Тоня?-- спросилъ онъ дѣвочку.
Тоня молча кивнула головой.
-- Дай же мнѣ честное слово, что никому о нихъ не скажешь... это моя тайна... я не хочу, чтобъ о ней знали именно теперь. Послѣ когда-нибудь, пожалуй, самъ разскажу при случаѣ, но только не теперь...
-- Хорошо,-- отозвалась Тоня,-- даю вамъ въ этомъ честное слово.
Левъ Львовичъ съ благодарностью обнялъ маленькую дѣвочку и, пригнувъ ея головку на подушку, сказалъ ей ласково:
-- Постарайся заснуть, я буду наблюдать за Адей, онъ лежитъ довольно покойно.
Тоня въ отвѣтъ ему улыбнулась, закрыла усталые глазки и дѣйствительно, вслѣдствіе сильнаго физическаго утомленія, скоро заснула.
Когда же на слѣдующій день она открыла глаза, доктора уже не было: на его мѣстѣ сидѣла бабушка.
-- Бабуся, гдѣ докторъ?-- спросила она, потягиваясь.
Бабушка обернулась и, сдѣлавъ знакъ рукой, чтобъ говорить тише, сказала шопотомъ:
-- Недавно ушелъ домой, я его смѣнила.
-- Что Адя?
-- Какъ будто получше.
-- Слава Богу.
Ади дѣйствительно немного полегчало. Благодаря искусству добраго Льва Львовича и тщательному уходу за нимъ окружающихъ, болѣзнь была захвачена во время, такъ что по прошествіи нѣсколькихъ дней опасность миновала, и бабушка даже не писала за границу сыну и невѣсткѣ, чтобъ не встревожить ихъ понапрасну, тѣмъ болѣе, что здоровье послѣдней и безъ того было не изъ крѣпкихъ.
-- Не надо, чтобъ мама знала обо всемъ случившемся раньше окончательнаго выздоровленія Ади,-- рѣшила старушка. Тоня вполнѣ раздѣляла ея мнѣніе, тѣмъ болѣе, что добрый Левъ Львовичъ, часто приходившій навѣщать своего паціента, вскорѣ успокоилъ ихъ окончательно, сказавъ, что всякая опасность миновала и что мальчуганъ, вѣроятно, быстро поправится; такъ оно и было.
Менѣе чѣмъ черезъ двѣ недѣли Адя дѣйствительно не только всталъ съ кровати, но уже совершенно свободно могъ по прежнему играть и бѣгать по двору съ Тоней и остальными сосѣдними дѣтьми.
Съ докторомъ они видѣлись почти ежедневно, но все урывочками, такъ какъ онъ рѣдко бывалъ дома. Разъ, впрочемъ, зазвалъ онъ ихъ къ себѣ подъ предлогомъ помочь подбирать изорванные листы пострадавшихъ во время переѣзда на дачу книгъ, угостилъ шеколадомъ, показывалъ множество картинъ, бюстовъ и вообще различныхъ интересныхъ вещицъ, которыя доставили имъ большое удовольствіе.
Дѣти такъ полюбили своего новаго знакомаго, что положительно считали для себя не только необходимостью, но даже потребностью жизни, хоть разъ въ день, хоть на минуточку забѣжать къ нему.
-- Какъ мама и папа полюбятъ васъ, добрѣйшій Левъ Львовичъ,-- сказала ему од нажды Тоня,-- полюбятъ за то, что вы спасли Адю!
-- Не я спасъ Адю, Тонечка, а Богъ; безъ Его Святой воли и помощи ни одинъ докторъ не въ состояніи ничего подѣлать.
-- Да, это вѣрно; но сколько труда, сколько усилій вы приложили къ этому, въ особенности въ ту ужасную, безсонную ночь, когда напролетъ просидѣли около его кровати.
Говоря эти слова, Тонѣ вдругъ вспомнилось, какъ она въ эту ужасную, безсонную ночь, помимо своего желанія, сдѣлалась невольною свидѣтельницею чужой тайны; она покраснѣла до ушей. Докторъ, конечно, догадался о причинѣ ея смущенія; ему самому стало неловко, и въ то же время видимо почему-то взгрустнулось... Тоня взглянула на него съ участіемъ, и сама не зная почему, заплакала.
-- Этого еще недоставало,-- сказалъ онъ тогда, стараясь улыбнуться,-- если наши бесѣды будутъ кончаться слезами, то лучше намъ не видѣться.
-- Ай, нѣтъ, нѣтъ, ни за что на свѣтѣ!-- отозвалась Тоня.
-- А теперь пока прощайте, я долженъ Ѣхать къ больному.
-- Далеко?
-- Версты за двѣ.
-- Значитъ вы скоро вернетесь?
-- Къ обѣду, по всей вѣроятности.
-- Мы выйдемъ васъ встрѣтить.
Докторъ вмѣсто отвѣта улыбнулся своимъ маленькимъ посѣтителямъ и пошелъ одѣваться, а они въ припрыжку пустились по направленію къ дому. Время до обѣда пролетѣло незамѣтно; не успѣли дѣти опомниться, какъ горничная начала накрывать столъ.
-- Скоро Левъ Львовичъ долженъ пріѣхать,-- замѣтила Тоня,-- идемъ къ нему навстрѣчу.
И взявъ за руку брата, побѣжала вмѣстѣ съ нимъ къ дачѣ доктора.
-- Вашего барина нѣтъ еще?-- окликнулъ мальчикъ стараго слугу.
-- Нѣтъ, еще не возвращался, подождите немного.
Дѣти зашли въ палисадникъ, гдѣ было очень много цвѣтовъ.
-- Какая прелесть!-- замѣтила Тоня.
-- Нѣтъ, ты сюда загляни; здѣсь будетъ интереснѣе,-- отозвался Адя;-- посмотри какую находку я сдѣлалъ... вотъ такъ прелесть!
Тоня подбѣжала къ нему; онъ стоялъ около вырытаго въ землѣ колодца и, облокотившись на опущенную въ него лѣстницу, пристально смотрѣлъ въ глубину. Тоня подошла ближе.
-- У, какъ тамъ страшно, темно!-- сказала она, заглядывая.
-- Но зато какъ интересно смотрѣть туда, я никогда не видалъ ничего подобнаго, и право не понимаю, почему наша мама всегда боится колодцевъ, и при одномъ, словѣ "колодецъ" даже блѣднѣетъ.
-- А зачѣмъ лѣстница опущена туда, какъ ты думаешь? Неужели для того, чтобы спускаться для удовольствія?
-- Едва ли! Вѣроятно, колодецъ будутъ чинить или чистить, и лѣстница приставлена для рабочихъ.
Тоня подошла еще ближе. Никогда невиданное зрѣлище крайне заинтересовало ее, она не отрывала глазъ отъ колодца... ей такъ хотѣлось заглянуть глубже... глубже... спуститься по лѣстницѣ и, по всей вѣроятности, она это сдѣлала бы непремѣнно, еслибы вдругъ подъ самымъ ея ухомъ не раздался знакомый, дорогой голосъ Льва Львовича; но голосъ его на этотъ разъ казался необыкновенно страннымъ, онъ какъ-то дрожалъ, казался неестественнымъ, да и самъ-то Левъ Львовичъ просто на себя не походилъ: лицо его покрылось смертельной блѣдностью, губы дрожали, глаза горѣли страннымъ огнемъ.
-- Тоня! Бога ради... дальше...-- вскричалъ онъ, протягивая руки къ дѣвочкѣ,-- такъ нельзя... можетъ случиться несчастіе... она тогда стояла точно такъ же...
Тоня и Адя моментально отступили отъ колодца и смотрѣли въ недоумѣніи на своего собесѣдника.
-- Вы такъ какъ мама,-- замѣтилъ Адя, подойдя къ доктору и взявъ его за руку,-- она тоже больше всего на свѣтѣ боится колодцевъ.
Докторъ дрожалъ словно въ лихорадкѣ.
-- Да успокойтесь же, Левъ Львовичъ, вѣдь съ нами ничего не случилось, вы видите, мы по прежнему живы, здоровы!-- уговаривалъ его мальчикъ.
-- Левъ Львовичъ, что съ вами? Вы дрожите, вы какъ будто плачете, перестаньте, ради Бога!-- взмолилась Тонечка.
Левъ Львовичъ долженъ былъ прислониться къ стѣнѣ, чтобъ не упасть, ноги его совершенно ослабѣли.
-- Надо бѣжать къ бабушкѣ за каплями... за водой...-- суетились дѣти.
-- Нѣтъ, друзья мои, не надо ни того, ни другаго,-- отозвался наконецъ Левъ Львовичъ,-- пройдетъ, это такъ,-- вотъ и оправился!-- добавилъ онъ черезъ нѣсколько минутъ, и дѣйствительно стоялъ уже совершенно твердо, хотя лицо по прежнему оставалось блѣдно и встревожено.
-- Что съ вами такое было, почему вы испугались?
-- Видите-ли, дѣтки, не хотѣлъ я никому открывать своей тайны, но ужъ такъ и быть вамъ разскажу мою исторію. Предупреждаю, она очень печальна, разскажу же я ее вамъ только потому, что полюбилъ васъ обоихъ всей душой, и думаю, что, когда вы ее услышите, то будете осторожнѣе въ жизни.
-- Ахъ, пожалуйста, голубчикъ, Левъ Львовичъ, разскажите! Ваша исторія, вѣроятно, очень интересна, мы будемъ слушать ее съ наслажденіемъ!
И дѣти тормошили доктора, стараясь силой усадить на траву, чтобы, расположившись около, сію минуту заставить разсказать обѣщанную исторію.
-- Нѣтъ, друзья, теперь не могу, я слишкомъ взволнованъ, когда-нибудь послѣ.
-- Но когда же, когда?
-- Не знаю!
-- Скоро?
-- Скоро, скоро, только теперь уйдите отсюда и дайте мнѣ честное слово никогда близко не подходить къ колодцу.
-- Но вы все-таки скажите, когда именно?-- спрашивали дѣти.
-- Сегодня вечеромъ я приду къ вамъ.
-- И разскажете?
-- Да!
-- Отлично, значитъ, бабушка тоже послушаетъ.-- Съ этими словами дѣти отправились домой обѣдать, и конечно сообщили бабушкѣ о томъ, какъ докторъ засталъ ихъ у колодца, какъ онъ былъ перепуганъ и какъ потомъ обѣщалъ зайти разсказать по этому поводу какую-то исторію.
Слушая ихъ, старушка тоже встрепенулась, но ни братъ, ни сестра ничего не замѣтили,-- они думали только о томъ, когда наступитъ блаженная минута, что Левъ Львовичъ придетъ къ нимъ и начнетъ разсказывать. Но вотъ эта блаженная минута наконецъ наступила. Докторъ въ назначенный часъ явился аккуратно. Бабушка встрѣтила его какъ всегда очень радушно.
-- Мои внуки горятъ нетерпѣніемъ поскорѣе послушать обѣщанную исторію,-- сказала она, подавая ему руку.
-- Да я, собственно говоря, для этого и пришелъ, хотя предупредилъ, что моя исторія далеко не веселая.
Слушатели сѣли въ кружокъ; докторъ помѣстился въ кресло, вынулъ изъ кармана сигару, закурилъ ее и началъ разсказъ свой слѣдующимъ образомъ:
"Много, очень много лѣтъ тому назадъ, когда я былъ еще ребенкомъ, отецъ однажды отвезъ меня погостить къ своей замужней сестрѣ въ деревню. Сестра эта имѣла дочь, года на два моложе меня. Дѣвочку звали Тоней и она очень привязалась ко мнѣ, я тоже полюбилъ ее всей душой и постоянно старался забавлять то разсказами, то игрушками, строилъ ей картонные домики, дѣлалъ бумажные пѣтушки, клеилъ коробочки; время у насъ шло незамѣтно; наконецъ, наступила пора возвращаться домой, до назначеннаго срока отъѣзда оставалось очень немного, я уже началъ укладывать свои пожитки, какъ вдругъ пришло неожиданное извѣстіе о томъ, что отецъ мой скоропостижно умеръ. Не могу передать вамъ то горе и отчаяніе, которое охватило меня послѣ подобнаго извѣстія. Не говоря уже про то, что я сердечно любилъ отца, и что мысль, что его не стало, казалась мнѣ ужасной, я имѣлъ полное право грустить еще и потому, что остался на свѣтѣ круглымъ сиротой, такъ какъ матери почти не помнилъ -- она умерла черезъ нѣсколько дней послѣ моего появленія на свѣтъ. Дядя и тетка отнеслись къ моему горю крайне сочувственно и оставили меня жить у себя. Тоня несказанно обрадовалась этому рѣшенію. Дядя, онъ же и опекунъ мой, поѣхалъ немедленно въ деревню моего покойнаго отца, чтобы сдѣлать тамъ нѣкоторыя распоряженія и захватить мои остальныя вещи.
-- Ты навсегда останешься съ нами, Лева, да, да?-- зачастую допрашивала моя маленькая двоюродная сестренка.
-- Да, Тонечка, навсегда.
-- Будешь моимъ братцемъ?
-- Да.
Разговоры на эту тему завязывались у насъ очень часто и тянулись довольно долго. Тоня была славная дѣвочка, но, какъ ребенокъ, подчасъ болтлива и докучлива, а такъ какъ я былъ старше ее, то мнѣ это порою начинало надоѣдать, тѣмъ болѣе, что я очень любилъ чтеніе. Не видя иного исхода отдѣлаться отъ дѣвочки, я наконецъ придумалъ скрываться въ одной отдаленной части сада, гдѣ былъ расположенъ колодецъ, и куда, кромѣ садовника, поливавшаго цвѣты и гряды, никогда никто почти не заглядывалъ; сяду бывало тамъ на камешекъ, положу книгу на колѣни и до того увлекусь чтеніемъ, что и про обѣдъ забуду.
-- Куда ты прячешься?-- спрашивала меня Тоня. Я же все старался отъ нея шуточками да прибауточками отдѣлаться и не говорить правды.
-- Ужъ погоди, найду, найду!-- тораторила дѣвочка.
Я продолжалъ посмѣиваться. Долго искала она меня по всѣмъ закоулкамъ -- напрасно; но разъ какъ-то поиски ея увѣнчались успѣхомъ; въ то время, какъ я дочитывалъ одну очень интересную книгу, вижу вдругъ вѣтки кустовъ, служащія мнѣ охраной, раздвигаются и между ними показывается розовое платье.
-- Что, не нашла развѣ?-- вскричала Тоня восторженно и, бросившись мнѣ на шею, душила въ объятіяхъ, покрывая все лицо мое поцѣлуями.
Что со мной стало въ тотъ моментъ, до сихъ поръ не могу дать себѣ отчета. Знаю только одно, что въ душѣ поднялась цѣлая буря негодованія при мысли объ утраченномъ спокойствіи навсегда въ уединенномъ уголкѣ. Вмѣсто обычной ласки, я грубо оттолкнулъ отъ себя дѣвочку и проговорилъ съ какой-то необычайною досадой: "противная дѣвчонка, никуда отъ тебя не спрячешься, убирайся вонъ!"
Тоня, полагая вѣроятно, что я шучу, продолжала ласкаться по прежнему; это еще болѣе возмутило меня -- Убирайся вонъ, говорятъ тебѣ!-- крикнулъ я еще громче.
-- Куда же убираться?
-- Куда хочешь, только уходи, не мѣшай мнѣ читать!
-- Хочешь, въ колодецъ брошусь?-- спросила она, указывая пальчикомъ по направленію къ колодцу и, какъ бы желая вспугнуть меня, быстро вскочила на верхнее бревно сруба.
-- Сдѣлай одолженіе, бросайся!-- отозвался я недовольнымъ тономъ..
-- Хорошо,-- отвѣчала мнѣ Тоня,-- прощай!..-- и не успѣлъ я моргнуть глазами, какъ несчастная, приведя угрозу свою въ исполненіе, моментально бросилась въ глубокую яму; раздался плескъ воды, слабый дѣтскій крикъ, стонъ, затѣмъ все стихло. Я стоялъ первую минуту, словно громомъ пораженный, затѣмъ, сообразивъ наконецъ, что на моихъ глазахъ совершилось что-то ужасное, бросился къ колодцу, глянулъ въ глубь его, замѣтилъ плавающую по поверхности воды безмолвную фигуру Тони и закричалъ во все горло:
-- Скорѣе, скорѣе, сюда на помощь, несчастіе... Тоня утонула!
Сбѣжалась прислуга, прибѣжали дядя, тетя. Послѣдняя, узнавъ въ чемъ дѣло, какъ снопъ повалилась на траву, дядя рвалъ на себѣ волосы. Я же сначала стоялъ въ сторонѣ, думая, что все, можетъ быть, обойдется, т.-е. что Тоню вытащатъ живую, тетя придетъ въ себя, дядя успокоится. Но затѣмъ, когда, по прошествіи нѣкотораго времени, увидѣлъ, что Тоня вытащена изъ колодца, лежитъ на травѣ безъ всякаго движенія и рядомъ съ нею въ такомъ же состояніи находятся дядя и тетка, то, не долго думая, пустился бѣжать безъ оглядки, какъ говорится, куда глаза глядятъ.
Долго ли я бѣжалъ, куда именно, по какому направленію -- не могу дать отчета. Знаю только одно, что, когда опомнился, то увидѣлъ себя совершенно одинокимъ на большой проѣзжей дорогѣ, день уже клонился къ вечеру, начиналъ накрапывать дождикъ, въ воздухѣ чувствовалась сырость... Я сталъ раздумывать, какъ мнѣ быть съ собою, что дѣлать, что предпринять... Вернуться обратно къ дядѣ не хватало духу, идти дальше на-авось, казалось страшнымъ, но тѣмъ не менѣе изъ двухъ золъ надо было выбирать одно; я рѣшился на послѣднее, т.-- е. пошелъ далѣе, и шелъ до тѣхъ поръ пока наконецъ физическая усталость взяла верхъ надъ нравственнымъ состояніемъ, ноги мои подкашивались, я сунулся въ канаву и заснулъ крѣпкимъ, богатырскимъ сномъ. Сонъ этотъ, вѣроятно, перешелъ затѣмъ въ болѣзненное состояніе; думаю, что у меня сдѣлалась нервная горячка и что я прохворалъ долго, потому что, когда пришелъ въ сознаніе, то не сразу припомнилъ обо всемъ случившемся, и увидѣлъ себя въ совершенно незнакомой горницѣ.
Оказалось, что какой-то проѣзжій купецъ, замѣтивъ въ канавѣ спящаго ребенка, подобралъ меня, привезъ на ближайшую станцію и, замѣтивъ, что ребенокъ боленъ, положилъ въ больницу. Но, какъ онъ мнѣ потомъ объяснилъ, я ему съ перваго же раза внушилъ къ себѣ любовь и расположеніе, ему жаль было бросить меня на произволъ судьбы, и такъ какъ онъ былъ человѣкъ очень богатый и къ тому еще бездѣтный, то рѣшился выждать, пока я окончательно поправлюсь, и взялъ меня къ себѣ вмѣсто сына. Сталъ онъ разспрашивать меня о моемъ прошломъ, но оно было для меня до того ужасно, что я наотрѣзъ отказался разсказывать его, объяснивъ только, что у меня ни родителей, ни даже родственниковъ нѣтъ на бѣломъ свѣтѣ, что я съ радостью готовъ ѣхать съ нимъ куда угодно, только прошу объ одномъ: увезти меня подальше и никогда не разспрашивать о томъ, что со мною было.
Купецъ далъ мнѣ въ этомъ слово и увезъ меня дѣйствительно далеко; онъ занимался большимъ торговымъ дѣломъ, жилъ почти безвыѣздно заграницей, куда мы сейчасъ же съ нимъ и отправились.
Продолжительное путешествіе среди совершенно новой обстановки и незнакомыхъ людей сначала очень успокоило меня; я даже какъ будто забылъ мое ужасное прошлое, старался не думать о Тонѣ, о ея несчастныхъ родителяхъ... Купецъ помѣстилъ меня въ школу, гдѣ я пріобрѣлъ массу знакомства и товарищей. Все шло отлично, но чѣмъ я становился старше, разумнѣе и разсудительнѣе, тѣмъ чаще начиналъ ощущать то тяжелое ни съ чѣмъ несравнимое чувство, которое у насъ называется угрызеніемъ совѣсти; я становился задумчивъ, печаленъ; купецъ нѣсколько разъ старался допросить меня о причинѣ моей постоянной тоски, но я стоялъ твердо на своемъ рѣшеніи никому не открывать страшной тайны, просилъ не допытываться, и задался мыслью, когда выросту большой, непремѣнно сдѣлаться докторомъ, для того, чтобъ посвятить всю жизнь свою на спасеніе дѣтской жизни и этимъ хотя немного искупить тотъ грѣхъ, который до сихъ поръ тяжелымъ камнемъ давитъ мою наболѣвшую, изстрадавшуюся грудь. Задачу эту, какъ вы видѣли во время болѣзни Ади, я исполнилъ свято,-- добавилъ докторъ, обратившись къ слушающимъ его со вниманіемъ бабушкѣ и внучатамъ,-- но на душѣ все-таки не легче, постоянно кочую съ мѣста на мѣсто, вездѣ подаю посильную помощь и хочу непремѣнно пробраться въ тѣ мѣста, гдѣ находятся могилы милыхъ моихъ и дорогихъ тети, дяди и Тонечки.
-- А у васъ нѣтъ портрета этой утонувшей дѣвочки?-- спросила Тоня, когда докторъ закончилъ.
-- Портрета ея у меня нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ,-- но есть подаренный на память крошечный рисуночекъ, на которомъ изображена ею собственноручно ея любимая кукла; по какой-то счастливой случайности рисунокъ этотъ оказался въ боковомъ карманѣ моей курточки въ тотъ моментъ, когда я бѣжалъ изъ дому, и теперь я его ношу постоянно при себѣ въ золотомъ медальонѣ.
-- Я это знала и..-- начала было Тонечка, но затѣмъ, вспомнивъ опять, что тогда ночью у постели больного Ади видѣла то, чего ей, можетъ быть, не слѣдовало, снова опустила глазки и сконфузилась.
-- И помнишь, какъ я, вынувъ медальонъ, крѣпко, крѣпко поцѣловалъ его... тогда... ночью..-- добавилъ докторъ.
Тоня ничего не отвѣчала.
-- Простите,-- пробормотала она едва слышно,-- право я вовсе не хотѣла ни подглядывать, ни подслушивать! Повторяю вамъ, что нѣсколько-разъ ворочалась на диванѣ, чтобъ напомнить о своемъ присутствіи, но вы не обращали вниманія...
-- Перестань, Тонюша, къ чему тутъ извиненія! Неужели я не понимаю, что ты добрая, хорошая, честная дѣвочка и тайну мою узнала совершенно случайно! Но, что ни дѣлается, все къ лучшему: открывъ теперь свою душу, мнѣ, можетъ, самому станетъ легче въ особенности когда доскажу все остальное...
-- Такъ ваша исторія еще не окончена?-- съ радостью спросилъ Адя.-- Пожалуйста, продолжайте, она такая интересная, я готовъ слушать цѣлый день.
-- Нѣтъ, дружокъ, исторія моя окончена, мнѣ остается добавить только нѣсколько словъ въ заключеніе. Помнишь, Тоня,-- обратился онъ къ дѣвочкѣ,-- какъ меня смутила наша первая встрѣча, если только ты это замѣтила?
-- Помню, что вы поблѣднѣли и, взглянувъ на меня, проговорили о какомъ-то поразительномъ сходствѣ.
-- Вотъ именно!
-- Неужели я похожа на вашу маленькую Тоню?
-- Какъ двѣ капли воды; не только личикомъ, но даже голосомъ... манерой...
-- Я этому очень рада! Вы будете любить меня еще больше!
Докторъ, вмѣсто отвѣта, притянулъ Тоню къ себѣ и, прижавъ къ груди, поцѣловалъ крѣпко; на глазахъ его навертывались слезы...
-- Поразительное сходство нашей Тонечки съ той маленькой дѣвочкой, про которую вы только что разсказывали, для меня очень понятно!-- вмѣшалась въ разговоръ бабушка, все время внимательно слушавшая разсказъ доктора.
-- Почему?-- съ удивленіемъ спросилъ ее послѣдній.
-- Потому, что... она...-- бабушка не могла сразу договорить начатую фразу, голосъ ея дрожалъ, она была видимо чѣмъ-то взволнована.
-- Почему, почему?-- допытывались между тѣмъ всѣ присутствующіе.
-- Потому, что она родная дочь...
-- Чья?...
-- Бывшей маленькой Тони.
-- Какъ!-- воскликнулъ съ удивленіемъ и радостью Левъ Львовичъ,-- значитъ Тоня жива?
-- Да, она жива, здорова, даже счастлива, и вы, вѣроятно, увидите ее очень скоро.
-- Что вы говорите! Господи, да неужели же все это не сонъ? Повторите, Бога ради, то, что сейчасъ сказали.
Бабушка улыбнулась и, уступая настоятельнымъ просьбамъ своего собесѣдника, вторично повторила только-что сказанное.
-- Но почему же, наконецъ, вы знаете это?
-- Потому что бывшая маленькая Тоня въ настоящее время замужемъ за моимъ сыномъ, и Тонечка ея родная дочь.
-- Значитъ вы мнѣ дядя!-- вскричала Тоня.
-- И мнѣ тоже!-- подхватилъ Адя.
Оба они бросились въ объятія доктора. Нѣсколько минутъ въ комнатѣ продолжалось молчаніе:, всѣ четверо чувствовали себя слишкомъ взволнованными для того, чтобы говорить. Наконецъ, когда немного успокоились, докторъ первый нарушилъ молчаніе, спросивъ, что сдѣлалось съ родителями Тони, т. е. съ его дядей и теткой.
-- Они тоже живы,-- пояснила бабушка,-- вы считали ихъ мертвыми, а они были просто въ обморокѣ. Теперь живутъ въ имѣніи верстъ за сорокъ отсюда; иногда пріѣзжаютъ къ намъ, оба, конечно, уже не молоды, но все-таки еще достаточно бодры, любятъ Тоню и дѣтей ея до безумія, но часто, горюютъ о пропавшемъ безъ вѣсти племянникѣ Левѣ, попасть на слѣдъ котораго потеряли всякую надежду.
-- Господи, какое неожиданное счастье, какъ долженъ я благословлять судьбу за то, что она случайно натолкнула меня къ вамъ!-- продолжалъ докторъ, почтительно поцѣловавъ руку бабушкѣ.-- Пожалуйста, дайте мнѣ адресъ моего милаго дяди, я завтра же отправлюсь туда.
Долго еще толковали между собой счастливые собесѣдники, бесѣда затянулась далеко за полночь. Старушка няня Матвѣевна нѣсколько разъ приходила за дѣтьми звать ихъ спать, но бабушка, по случаю неожиданной семейной радости, разрѣшила имъ сидѣть сколько они пожелаютъ. На слѣдующій же день рано утромъ вмѣстѣ съ Левъ Львовичемъ поѣхали они въ четырехмѣстномъ экипажѣ въ имѣніе родителей бывшей маленькой Тони, а теперь Антонины Николаевны.
Старики несказанно обрадовались дорогимъ гостямъ, въ особенности, когда узнали всю суть дѣла; сейчасъ же была отправлена телеграмма за границу; въ телеграммѣ въ короткихъ словахъ они пояснили дочери о неожиданномъ появленіи, безъ вѣсти пропавшаго Левы, теперь ужъ не только взрослаго, но почти пожилаго мужчины; вслѣдъ за телеграммой пошло письмо съ болѣе подробными свѣдѣніями. Отвѣтъ получился весьма скоро; Татьяна Николаевна была такъ рада и счастлива, что даже поторопилась возвратиться на родину и вмѣстѣ съ своимъ мужемъ пріѣхала домой на цѣлый мѣсяцъ раньше предполагаемаго срока.
Взаимнымъ ласкамъ, поцѣлуямъ и разсказамъ не было конца. Затѣмъ Николай Михайловичъ,-- такъ звали дядю доктора,-- поспѣшилъ сдать принадлежащее ему имѣніе, которымъ онъ принужденъ былъ управлять такъ долго. Отправились они туда опять-таки всей семьей, имъ такъ было отрадно и хорошо вмѣстѣ, что не хотѣлось разлучаться даже не надолго.
Первымъ долгомъ, конечно, Николай Михайловичъ предложилъ пойти къ роковому колодцу. Колодецъ стоялъ на прежнемъ мѣстѣ, срубъ покрылся отчасти мхомъ, смотрѣлъ угрюмо, непривѣтливо; докторъ хотѣлъ было немедленно приказать засыпать его, но Татьяна Николаевна возстала и подала гораздо лучшую мысль.
-- Мы устроимъ около этого колодца часовню!-- сказала она и,-- отъ времени до времени будемъ приходить благодарить Господа Бога за то, что Онъ спасъ меня отъ неминуемой гибели, родителямъ моимъ далъ силы перенести страшный испугъ, а тебѣ Левъ, послѣ многихъ лѣтъ нравственнаго страданія, снова дозволилъ возвратиться къ родной семьѣ.
-- Да, Тоня, ты права!-- отвѣчалъ Николай Михайловичъ.-- Это будетъ гораздо лучше, мы немедленно приступимъ къ постройкѣ часовни.
Благодаря усердію рабочихъ и тщательному надзору за ними самого доктора, работа шла чрезвычайно быстро; менѣе чѣмъ черезъ мѣсяцъ, часовня оказалась оконченной, нѣсколько разъ въ годъ туда пріѣзжалъ священникъ, служилъ торжественный молебенъ, на которомъ конечно каждый разъ присутствовала вся семья.
Докторъ, къ великой радости своего стараго лакея, пересталъ скитаться по бѣлому свѣту и навсегда поселился въ имѣніи, гдѣ по прежнему много занимался практикою, и никогда никому не отказывалъ въ помощи ни днемъ, ни ночью.
Тоня и Адя, жившіе со своими родителями въ сосѣднемъ городѣ, часто видались съ дядей Левой, какъ они обыкновенно звали доктора, и почти каждый разъ просили его снова разсказывать исторію и показать портретъ мамашиной куклы, который онъ по прежнему постоянно носилъ при себѣ въ золотомъ медальонѣ.
-- А вѣдь я умница, дядя,-- зачастую говорила въ заключеніе Тонечка,-- умѣла хранить чужую тайну, никому не сказала ни слова про твой медальонъ, до тѣхъ поръ, пока ты самъ громко не сообщилъ о немъ бабушкѣ и Ади.
Левъ Львовичъ вмѣсто отвѣта бралъ Тонечку на колѣни и нѣжно цѣловалъ въ голову.