Красавица Дора ― Рассказ для девочек — Андреевская Варвара

Время подходило къ Рождественскимъ праздникамъ; по шумнымъ, многолюднымъ улицамъ Петербурга было замѣтно особенное оживленіе; на-встрѣчу то и знай попадались прохожіе и проѣзжіе, нагруженные различными пакетами, свертками, корзинками. Всѣ они словно торопились куда-то, словно боялись опоздать, и ежели останавливались на нѣсколько минутъ, то исключительно около кандитерскихъ или игрушечныхъ магазиновъ, въ зеркальныхъ окнахъ которыхъ было выставлено множество изящныхъ, разнообразныхъ и конечно весьма дорогихъ вещей.
— Мама, посмотри какая превосходная кукла!— сказала одна маленькая дѣвочка, обратившись къ матери:— купи мнѣ ее, подари на елку, я буду такъ рада… такъ счастлива… назову Дорой… мнѣ давно хотѣлось имѣть красавицу куклу, и назвать этимъ именемъ.
— Хорошо, дитя мое, съ большимъ удовольствіемъ, только не сегодня.
— Почему же, мамочка, не сегодня?
— Во-первыхъ, я не взяла съ собою денегъ, а во-вторыхъ, какъ ты сама знаешь, намъ надо отправиться по дѣламъ довольно далеко, и таскать съ собою такую тяжелую ношу неудобно.,
— А если тѣмъ временемъ ее кто-нибудь купитъ?
— Поищемъ другую.
— Трудно будетъ найти другую, такую красивую.
— Найдемъ, дастъ Богъ, не одна же она въ цѣломъ Петербургѣ.
— Но позволь по крайней мѣрѣ войти въ магазинъ и узнать цѣну.
— Хорошо,— согласилась мама.
Катя, такъ звали дѣвочку, начала поспѣшно взбираться по ступенькамъ; мать осталась на тротуарѣ, по ожидать пришлось не долго — черезъ нѣсколько минутъ стройная, изящная фигурка ея снова показалась въ дверяхъ.
— Всего пятнадцать рублей, мамочка; я думала гораздо дороже…
— Да, это конечно очень дешево для такой превосходной куклы,— замѣтила мама, и пошла далѣе. Катя, безпрестанно оглядываясь назадъ, нехотя послѣдовала за нею.
— Барышня, а барышня!— раздался вдругъ около слабый дѣтскій голосокъ.
Катя остановилась и увидѣла въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя маленькую, очень бѣдно одѣтую дѣвочку.
— Купите у меня какую-нибудь бездѣлицу!— и дѣвочка, держа въ рукахъ низкій четырехугольный ящикъ, ловко сдернула съ него дырявую, пеструю салфетку, подъ которой находилось множество различныхъ, лубочныхъ бонбоньерокъ, въ видѣ домиковъ, мельницъ, кастрюлекъ и т. п.
— Купите, милая барышня, недорого отдамъ!
Катя мимоходомъ бросила бѣглый взглядъ въ ящикъ, но занятая мыслью о превосходной куклѣ, не имѣла ни малѣйшаго желанія пріобрѣсти бонбоньерки, и молча прошла далѣе. Дѣвочка глубоко вздохнула.
— Ахъ, барышня, барышня, считаете бездѣлицею заплатить въ магазинѣ за куклу пятнадцать рублей и не можете выкинуть нѣсколько мѣдныхъ копѣечекъ, чтобы дать возможность бѣдному человѣку купить кусокъ чернаго хлѣба,— проговорила она сквозь слезы.
Г-жа Алымова, т.-е. мать Кати, случайно услыхала эти слова; они схватили ее за сердце; добрая женщина сдѣлала нѣсколько шаговъ назадъ, чтобы вернуть дѣвочку, но послѣдняя въ эту минуту стояла около какого-то мужчины, одѣтаго въ суконный тулупъ, и съ сіяющей физіономіей отсчитывала ему съ разу нѣсколько дюжинъ бонбоньерокъ.
Мужчина оказался купцомъ изъ мелочной лавочки; обрадовавшись менѣе чѣмъ невысокой цѣнѣ предлагаемаго товара, онъ съ большимъ удовольствіемъ взялъ его весь сполна, заплатилъ деньги и отправился своей дорогой, а дѣвочка долго еще стояла на мѣстѣ, зажавъ въ посинѣлый отъ холода кулачекъ полученныя деньги.
— Продала?— спросила ее г-жа Алымова.
— Да, сударыня, Господь послалъ добраго человѣка,— отозвалась она радостно.
— Бѣдняжка! Ты должно быть очень нуждаешься въ деньгахъ, ежели, несмотря на сильный морозъ и стужу, ходишь по улицамъ съ товаромъ безъ теплыхъ сапогъ и шубки.
Дѣвочка молча опустила глаза, и Катя, которая, слѣдуя примѣру матери, тоже подошла къ ней, увидѣла какъ по блѣдненькимъ щечкамъ ея скатились двѣ крупныя слезы.
Г-жа Алымова повторила свой вопросъ.
— Конечно, сударыня,— отвѣчала она:— ежелибъ мнѣ не удалось сегодня продать мои коробочки, то не на что было бы купить для мамы не только лѣкарства, но даже хлѣба.
— А твоя мама нездорова?
— Да.
— И вы очень бѣдны?
Дѣвочка вмѣсто отвѣта горько заплакала.
— Мамочка,— шептала Катя,— у меня въ карманѣ есть немного мелкихъ денегъ, можно отдать ихъ этой несчастной малюткѣ?
Мама утвердительно кивнула головой. Катя вынула изъ кармана пунцовый плюшевый кошелекъ и высыпала на руку маленькой торговки все, что тамъ находилось.
— Что вы, что вы, барышня,— отозвалась послѣдняя: — развѣ можно такъ много!.. Нѣтъ, я не возьму…
— Отчего?
— Мнѣ совѣстно.
— Вовсе не много; это тебѣ только кажется.
И во избѣжаніе дальнѣйшихъ объясненій, сію минуту отошла прочь.
— Пошли вамъ Господи добраго здоровья,— говорила вслѣдъ ей маленькая Стеша — такъ звали бѣдную дѣвочку:— вотъ-то мама и Николка обрадуются, когда увидятъ, что я принесла такое множество денегъ!— продолжала она разсуждать вслухъ, быстро шагая но обледенѣлому тротуару и заворачивая изъ улицы въ улицу.
Путешествіе ея затянулось довольно долго, такъ какъ жилище матери находилось въ одномъ изъ самыхъ отдаленныхъ переулковъ Петербурга; тамъ уже не было замѣтно того оживленія, какъ въ центрѣ города; прохожіе встрѣчались чрезвычайно рѣдко, а проѣзжіе еще того менѣе, фонари стояли далеко одинъ отъ другого, дома смотрѣли на свѣтъ Божій какъ-то непривѣтливо, словомъ, легко было догадаться, что тутъ селятся люди, на долю которыхъ выпалъ тяжелый жребій вѣчной борьбы съ нуждою.
Стеша торопливо шагала впередъ; несмотря на свой ветхій костюмъ, едва прикрывавшій тщедушное тѣльце, она нисколько не замѣчала холода и все думала объ одномъ, какъ бы скорѣе добраться до дому и сообщить матери и брату о неожиданной радости. Но вотъ, наконецъ цѣль путешествія достигнута; едва переводя духъ отъ слишкомъ скорой ходьбы и утомленія, Стеша остановилась около воротъ невысокаго двухэтажнаго дома, и отворила калитку. Калитка жалобно заскрипѣла на своихъ ржавыхъ петляхъ; дворовая собака Розка съ громкимъ лаемъ выскочила-было изъ будки, но узнавъ дѣвочку принялась ласкаться и подпрыгивать. Стеша погладила ее и пошла далѣе во внутрь двора, гдѣ виднѣлась низкая, покривившаяся и какъ бы вросшая совершенно въ землю дверь; клочки ободранной рогожи, прибитые къ ней вѣроятно для того, чтобы защищать отъ холода и вьюги, покрылись инеемъ, ломаная желѣзная ручка тоже; дѣвочкѣ стоило большого труда отворить ее.
— Мама, милая, дорогая,— вскричала она, весело вбѣжавъ въ низкую, сырую комнату, которая въ сущности скорѣе походила на собачью конуру, чѣмъ на человѣческое жилище,— посмотри сколько я принесла денегъ!
— По откуда ты взяла ихъ, Стеша?— отозвался слабый, болѣзненный голосъ молодой женщины, лежавшей на простой деревянной кровати и прикрытой различными лохмотьями, замѣнявшими одѣяло.— Неужели выручила за бонбоньерки?
— Нѣтъ; денегъ, вырученныхъ за бонбоньерки, тутъ не будетъ и половины.
— Тогда откуда же остальныя?
Стеша подробно разсказала свою встрѣчу съ г-жею Алымовой и ея дочерью. Больная слушала разсказъ съ большимъ вниманіемъ, и затѣмъ набожно перекрестилась.
— Гдѣ же Николка?— спросила дѣвочка, замѣтивъ отсутствіе брата.
— Отправился продавать нѣсколько деревянныхъ куколъ, которыя намастерилъ за ночь, и вѣроятно скоро воротится, потому что ушелъ уже довольно давно; да вотъ, кажется, онъ, какъ разъ и легокъ на поминѣ,— добавила бѣдная женщина, заслышавъ въ сѣняхъ какой-то шорохъ.
— Да, да, это дѣйствительно долженъ быть онъ,— замѣтила Стеша, бросившись на-встрѣчу брату.— Ты?— спросила она черезъ дверь.
— Я, отпирай скорѣе, прозябъ такъ, какъ еще никогда не приходилось въ жизни,— отвѣтилъ снаружи дѣтскій голосокъ, и вслѣдъ затѣмъ на порогѣ показался очень бѣдно одѣтый мальчикъ, личико котораго чрезвычайно походило на личико Стеши.
— Какъ твои дѣла?— спросила послѣдняя.
— Плохо; ничего почти не продалъ, все назадъ принесъ.
— Неужели?
— Да.
— Какъ это обидно!
— Ужасно.
— Спать сегодня, значитъ, придется ложиться безъ ужина, а я, какъ на зло, сильно проголодался…
— Ну ужъ этого не придется. Ужинать будемъ, и даже лучше, чѣмъ когда бы то ни было.
— Мальчикъ горько улыбнулся.
— Не вѣришь?— спросила его Стеша.
Хотѣлъ бы, Стеша, вѣрить, да не вѣрится,— отвѣчалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ.
— Я тебѣ серьезно говорю, что мы будемъ ужинать, и ужинать на славу.
— Но почему же, на какія деньги?
— Сейчасъ все увидишь и узнаешь; вѣрь только въ то, что мы разбогатѣли!
— Гдѣ тамъ разбогатѣть! Съ чего разбогатѣть! Ужъ не отъ продажи ли твоихъ бумажныхъ коробочекъ?
Стеша вмѣсто отвѣта высыпала на столъ деньги, которыя лежали у нея въ карманѣ. Мальчикъ сдѣлалъ удивленное лицо, и какъ бы не вѣря собственнымъ глазамъ, сталъ ощупывать каждую монету по очереди, а Стеша тѣмъ временемъ принялась съ новымъ оживленіемъ разсказывать всѣ мельчайшія подробности встрѣчи съ маленькой барышней. На дворѣ, между тѣмъ, совершенно стемнѣло. Николка снова напомнилъ объ ужинѣ и, взявъ со стола нѣсколько мѣдныхъ монетъ, живо сбѣгалъ въ мелочную лавочку за свѣчкой, такъ какъ просидѣвъ прошлую ночь за работой, почти до разсвѣта, сжегъ ту, которая была дома, окончательно; потомъ купилъ охапку дровъ, протопилъ чугунку. Стеша поставила чайникъ, принесла булокъ, молока и сахару.
— У насъ сегодня настоящій балъ,— сказала она, усаживаясь къ столу:— все было бы отлично, только вотъ ты, мама, поправляйся скорѣе.
— Поправлюсь, поправлюсь,— отвѣчала больная, стараясь придать своему голосу какъ можно болѣе силы.
— Да ты давно все говоришь: поправлюсь, поправлюсь, а между тѣмъ по прежнему лежишь блѣдная, худая, почти ничего не кушаешь и не пьешь кромѣ лѣкарства, которое уже надо глотать волей-неволей; дай налью чайку, выпей!
— Нѣтъ, Стеша, не хочется, спасибо, завтра лучше.
— Ну, вотъ, опять завтра!.
И дѣвочка бросилась къ кровати больной, охватила ручейками ея исхудалый станъ и покрывала поцѣлуями лицо, шею, руки. На глазахъ больной навернулись слезы: «Не жилица я на бѣломъ свѣтѣ,— казалось говорили эти глаза,— скоро покину васъ, милыя дѣтки, и вы останетесь круглыми сиротами».
— Иди, иди, напейся тепленькаго чаю,— сказала она ласково гладя дочь по головѣ,— а то смотри, совсѣмъ замерзла вѣдь, руки точно льдинки.
Стеша сѣла рядомъ съ братомъ къ простому бѣлому деревянному столу. Заваренный въ глиняномъ горшкѣ чай и получерствый ситный-хлѣбъ изъ мелочной лавочки казался имъ обоимъ чрезвычайно вкуснымъ; они кушали съ большимъ аппетитомъ. Стеша принималась въ десятый разъ разсказывать свои похожденія; Николка слушалъ ее со вниманіемъ и изрѣдка перебивалъ рѣчь, чтобы сдѣлать какой-нибудь вопросъ, на который она отвѣчала очень охотно. Разговоръ затянулся довольно долго; больная задремала; дѣти, замѣтивъ это, бесѣдовали шопотомъ.
— Какъ ты думаешь, Стеша, скоро мама поправится?— спросилъ мальчикъ, тревожно взглянувъ на сестру.
— Не знаю, право, меня саму здоровье ее очень безпокоитъ.
— Надо было бы пригласить хорошаго доктора; можетъ быть тотъ, къ которому она ходила въ больницу, худо лѣчитъ, потому что пользы никакой не видно.
— Но вѣдь хорошій докторъ, потребуетъ дорогой платы.
— Что же, у насъ теперь есть деньги.
— Ахъ, Стеша, развѣ ихъ хватитъ?
— Конечно хватитъ,— съ гордостью отвѣчала Стеша, и снова вынувъ изъ кармана кошелекъ, осторожно высыпала всю казну передъ братомъ.
— Давай пересчитывать.
— Давай.
Денегъ оказалось всего два рубля тридцать копѣекъ.
— Ну, что же, по твоему этого мало?— спросила она.
— Конечно мало; ни одинъ порядочный докторъ не поѣдетъ на домъ къ больному меньше чѣмъ за два рубля.
— Отлично; у насъ еще остается тридцать копѣекъ.
— А сколько стоило лѣкарство послѣдній разъ, не помнишь?
— Не помню.
— Вотъ то-то и есть; я же помню очень хорошо, что мы заплатили въ аптеку пятьдесятъ-шесть копѣекъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, не можетъ быть, ты ошибаешься,— гораздо меньше.
— Не ошибаюсь, Стеша, у меня память превосходная.
— Ошибаешься, ошибаешься,— настаивала дѣвочка.
— Зачѣмъ намъ спорить; взглянемъ на рецептъ, тамъ цѣна навѣрное проставлена.
И не дожидаясь возраженій, Никодка спрыгнулъ съ мѣста, побѣжалъ къ окну, снялъ небольшую сткляночку съ какой-то блѣдно-розовой жидкостью, поднесъ ближе къ свѣту, и многозначительно ударивъ пальчикомъ по цифрѣ 56, взглянулъ на сестру.
Стеша печально склонила головку.
— Что же намъ дѣлать, что предпринять?— сказала она почти съ отчаяніемъ по прошествіи нѣсколькихъ минутъ.
— Ума не приложу!
— Хотя бы эти противныя куклы какъ-нибудь продать.
— Да, но если никто не покупаетъ!
— Знаешь, Коля, дай ты мнѣ ихъ завтра, можетъ быть, я буду счастливѣе.
— Возьми попробуй, только едва ли удастся.
— А можетъ быть; вотъ вѣдь сегодня продала всѣ коробочки разомъ, теперь же время подходитъ къ Рождеству, спросъ на игрушки большой; и право я не понимаю, почему онѣ никому не нравятся!— добавила Стеша, и вынувъ изъ бумаги нѣсколько простыхъ неуклюжихъ куколъ, начала ихъ разглядывать.
Куклы эти Николка мастерилъ самъ перочиннымъ ножикомъ изъ разныхъ кусочковъ дерева, а Стеша шила на нихъ платья, довольствуясь тѣми тряпочками, которыя ей давали сосѣдки. Слѣдовательно, легко можно было вообразить каковы онѣ были на самомъ дѣлѣ, и не трудно догадаться почему желающихъ пріобрѣсти подобную покупку не находилось.
— Если удастся распродать,— сказалъ мальчикъ,— то я постараюсь надѣлать еще, а до тѣхъ поръ надо приняться за коробочки, тамъ у меня довольно осталось картону и разноцвѣтной бумаги.
— Да, конечно, не будемъ терять понапрасну времени; я тоже хочу помогать тебѣ.
Дѣти принялись за работу; въ комнатѣ царствовала полнѣйшая тишина, изрѣдка нарушаемая или протяжнымъ стономъ больной матери, или глухимъ едва доносившимся гуломъ проѣзжавшаго вдали экипажа. Пусто, холодно и неуютно было въ этомъ мрачномъ сыромъ подвалѣ; покрытыя плесенью стѣны слабо освѣщались одною свѣчкой, воздухъ былъ спертый, удушливый; единственное окно, выходившее на грязный дворъ, оказалось не только замерзшимъ сверху до низу, но еще почти на половину разбитымъ; на мѣсто стеколъ въ немъ красовались какіе-то ободранные листы желѣза, которые при малѣйшемъ порывѣ вѣтра дребезжали съ такою силою, что невольно наводили страхъ на обоихъ малютокъ; но увлеченные начатымъ дѣломъ, они повидимому все еще не хотѣли идти спать и рѣшили, по примѣру прошлой ночи, заниматься работою до тѣхъ поръ, пока свѣча не догоритъ окончательно.
Въ квартирѣ Алымовыхъ, между тѣмъ, убранной съ большимъ вкусомъ и роскошью, шли дѣятельныя приготовленія къ предстоящей ёлкѣ. Катя любила сама украшать ее и увѣшивать различными лакомствами. Но подарки обыкновенно получала сюрпризомъ. На этотъ же разъ ей такъ сильно хотѣлось имѣть ту большую куклу, которую видѣла въ окнѣ магазина, что она упросила маму не покупать больше никакихъ подарковъ, а разрѣшить завтра утромъ, по возвращеніи изъ гимназіи, отправиться за нею лично.
— Одно боюсь, чтобы ее кто не купилъ до завтра!— въ сотый разъ повторяла Катя, прыгая около ёлки.
— Не купятъ — успокоивала няня,— а если купятъ, тогда найдемъ другую.
— Нѣтъ, няня, пожалуйста не говори такъ. Я хочу имѣть именно эту куклу… другой мнѣ никакой не надобно.
— Ну и получишь ее навѣрное, коли такъ хочется.
— Скорѣе бы только дождаться завтрашняго дня! Научи какъ это сдѣлать?
— Не знаю, моя голубка.
— А вотъ что, лягу я сегодня раньше спать.
— Пожалуй, ложись, только зачѣмъ это?
— Ахъ, какая ты, няня, недогадливая! Затѣмъ, чтобы скорѣе наступило утро.
Няня молча улыбнулась. Катя посмотрѣла искоса и не могла надивиться тому хладнокровію, съ которымъ старушка относилась къ ея горячему желанію скорѣе пріобрѣсти красавицу Дору; ей казалось, что большаго, высшаго счастія не можетъ быть на землѣ; она цѣлый вечеръ толковала о куклѣ, и занимаясь убранствомъ ёлки, почти совсѣмъ не думала о томъ, что дѣлаетъ: навѣшивала по десятку апельсиновъ и яблокъ на одно и то же мѣсто, оставляя рядомъ нѣсколько суковъ пустыми.
— Такъ не годится, выйдетъ некрасиво,— замѣтила няня. Дѣвочка конфузилась, снова снимала фрукты, распредѣляла ихъ какъ слѣдуетъ, но затѣмъ, забывшись, опять становилась разсѣянною. Наконецъ, вошедшій въ комнату лакей позвалъ ее въ столовую чай кушать.
— Мамочка, ты ее забыла обѣщанія?— сказала она, подойдя къ матери.
— Какого, другъ мой?
— Завтра вмѣстѣ со мною прямо изъ гимназіи пройти за куклой.
— Нѣтъ, нѣтъ, успокойся, не забыла.
— А тебѣ ее очень хочется?— вмѣшался въ разговоръ папа.
— Очень; и если бы ты только могъ видѣть, что это за прелесть, то не удивился бы.
— Но, Катюша, кукла стоитъ пятнадцать рублей; если мама купитъ ее, то о другихъ подаркахъ нечего и думать.
— Я знаю.
— И согласна съ этимъ условіемъ?
— Совершенно; мнѣ ничего больше не надо, кромѣ куклы; я буду любить ее послѣ мамы и тебя больше всего на свѣтѣ, стану сама шить бѣлье и платья, устрою постель,:— и Катя, подъ вліяніемъ радостной мысли о предстоящемъ блаженствѣ, намѣревалась вступить съ папой въ безконечную бесѣду, но стѣнные часы ударили десять,— надо было отправляться на покой.
Цѣлую ночь снилась Катѣ большая кукла: то представлялась она ей въ видѣ какой-то волшебницы, то маленькаго ребенка, то нарядной барыни.
Проснувшись поутру, дѣвочка первымъ дѣломъ сообщила обо всемъ нянѣ, но няня отнеслась къ ея разсказу точно также безучастно, какъ вчера, и все торопила пить чай и повторять уроки, чтобы не опоздать въ гимназію.
«Удивительная женщина,— мысленно проговорила Катя,— неужели я тоже сдѣлаюсь такою, когда состарѣюсь? Кажется, интереснѣе большой куклы съ курчавымъ парикомъ ничего не можетъ быть въ мірѣ, а она даже не слушаетъ, когда ей говоришь объ этомъ».
— Катя, Катя,— повторяла няня,— о чемъ ты думаешь? Смотри, чуть не убѣжала въ холодныхъ сапожкахъ; вѣдь на дворѣ морозъ! Этакая, право, вѣтренница!
— Ну, не ворчи, няня -забыла; сейчасъ надѣну.
— Чего не ворчи, нельзя быть такой разсѣянной,— оправдывалась старушка, подавая теплую обувь.
Катя поспѣшно надѣла сапоги и вышла на улицу. Утро стояло свѣжее, морозное, снѣгъ такъ хорошо хрустѣлъ подъ ногами, покрытые инеемъ деревья блестѣли на солнышкѣ и казались усыпанными цѣлыми тысячами разноцвѣтныхъ звѣздочекъ.
Катя чувствовала себя чрезвычайно легко и весело; дорога въ гимназію не казалась такою скучною какъ обыкновенно, швейцаръ Василій, отворившій дверь, тоже выглядывалъ сегодня какъ-то особенно; да и подруги всѣ стали милѣе, даже вѣчно серьезная, вѣчно надутая физіономія классной дамы теперь точно улыбалась.
— Алымова, ты чуть-чуть не опоздала!— послышался изъ сосѣдней комнаты дѣтскій голосокъ одной изъ пріятельницъ.
— Чуть-чуть не считается,— весело отвѣчала Катя и, дружески расцѣловавшись съ дѣвочкой, побѣжала въ классную, гдѣ остальныя воспитанницы уже становились на молитву.
Утреннія занятія начались обычнымъ порядкомъ, затѣмъ позвали къ завтраку, послѣ завтрака всѣ опять пошли въ классы. Катя съ радостнымъ замираніемъ сердца посматривала на часы; она знала, что скоро наступитъ блаженная, давно ожидаемая минута — мама, придетъ за нею сама, чтобы вмѣстѣ отправиться въ магазинъ… Вотъ и послѣдній звонокъ раздался, дѣвочки быстро повскакали со скамеекъ и съ шумомъ бросились въ переднюю; сначала онѣ шли попарно, но затѣмъ, смѣшались въ общую массу, поднялась страшная суматоха: всѣ въ голосъ говорили, кричали, смѣялись — все это смѣшивалось въ одинъ общій непонятный гулъ, который отъ времени до времени сливался съ громкими звуками безконечныхъ поцѣлуевъ.
— Тише, тише!— раздавался голосъ классной дамы или учительницы.— Нельзя такъ кричать и болтать, вы съ ногъ собьете другъ друга, осторожнѣе.
Но дѣти, мало обращая вниманія, бѣгали и кричали по прежнему до тѣхъ поръ, пока наконецъ стеклянная дверь растворилась, и онѣ цѣлою гурьбою хлынули на улицу. Катя, конечно, была въ числѣ первыхъ.
— Ну, мамочка,— обратилась она къ матери, которая давно ожидала ее у подъѣзда,— теперь мы съ тобою отправляемся за куклою, неправда ли?
— Да, только раньше занесемъ домой книги — намъ, все равно, надо идти мимо; затѣмъ я пойду по дѣламъ, а ты уже одна отправишься въ магазинъ.
Катя охотно согласилась; менѣе чѣмъ черезъ полчаса книги были доставлены на квартиру, и наша маленькая знакомая, поцѣловавшись съ матерью, направилась къ игрушечному магазину. «Тутъ ли красавица Дора, не купили ли ее?», опять мысленно проговорила она, взглянувъ на зеркальное стекло окна, и вдругъ — о ужасъ!— куклы не оказалось на прежнемъ мѣстѣ.
Съ сильно бьющимся сердцемъ поднялась дѣвочка на лѣстницу.
— Я сегодня пришла къ вамъ, чтобы купить ту самую куклу, которую вы вчера показывали,— обратилась она къ одному изъ приказчиковъ.
— Большую въ парикѣ, за пятнадцать рублей?
— Да; она стояла на окошкѣ.
— Ее только что купили.
— Купили!— повторила Катя, и въ голосѣ ея слышалось почти отчаяніе.
— Сейчасъ, передъ вами; но не извольте огорчаться: завтра мы получимъ цѣлую дюжину точно такихъ же.
Взволнованное личико Кати прояснилось.
— Навѣрное?— спросила она улыбнувшись.
— Навѣрное.
— Пожалуйста, припасите одну для меня, никому не продавайте, я приду за ней непремѣнно.
— Очень хорошо, будьте покойны.
И приказчикъ съ вѣжливымъ поклономъ отворилъ дверь своей посѣтительницѣ, которая, желая сократить путь, пошла ближнею дорогой. Завернувъ въ одинъ изъ переулковъ, она нечаянно наткнулась на устроенный, по случаю предстоящаго праздника, игрушечный баракъ, гдѣ, прислонившись около низенькаго деревяннаго столика, сидѣла Стеша со своими куклами.
— Здравствуйте, барышня,— окликнула она Катю.
— Здравствуй, милая, что ты тутъ дѣлаешь?
— Да вотъ опять вышла на промыселъ; продаю куклы, это работа моего брата, не хотите ли купить, дешево отдамъ, потому что нужны деньги; мама очень больна и не на что купить лѣкарства.
— А гдѣ живетъ твоя мама?
— Далеко отсюда: на Петербургской сторонѣ, въ концѣ Дворянской улицы, д. No 127.
— Что же, она лѣчится?
— Пока была въ силахъ, ходила въ больницу къ доктору два раза въ недѣлю, а теперь не можетъ.
Говоря это, Стеша съ трудомъ удерживала слезы.
— Но вы бы позвали доктора на-домъ.
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что доктору надо заплатить, а у насъ нѣтъ денегъ.
И, не будучи далѣе въ силахъ владѣть собой, Стеша громко разрыдалась. Катя смотрѣла на нее съ состраданіемъ; она чувствовала, что ей самой слезы подступаютъ къ горлу.
— Куколъ твоихъ мнѣ не надо,— сказала тогда дѣвочка дрожащимъ голосомъ,— а вотъ возьми себѣ серебряный рубль, который папа подарилъ мнѣ въ день рожденія; въ настоящую минуту въ немъ заключается все мое богатство, больше я не могу ничего предложить.
— Ахъ, милая, дорогая барышня,— отвѣчала Стеша, схвативъ ея руку,— мнѣ право даже совѣстно второй разъ брать отъ васъ деньги даромъ; пожалуйста, пока выберите себѣ хотя одну изъ этихъ маленькихъ куколъ, а затѣмъ Николка сдѣлаетъ для васъ другую, большую и красивую… только бы съ мамой все было благополучно.
— А ей очень худо?
— Очень!— отвѣчала Стеша, разразившись громкими рыданіями.
— Такъ ты бы пошла домой скорѣе.
— Развѣ можно идти домой безъ копѣйки; вѣдь я сижу здѣсь для того, чтобъ получить хоть сколько-нибудь денегъ.
— Но теперь, когда у тебя есть рубль…
— О, теперь другое дѣло; конечно, я сію минуту побѣгу къ мамѣ; она, бѣдная, обрадуется и будетъ молить Бога, чтобы Онъ послалъ вамъ счастія и богатства.
Говоря это, Стеша начала поспѣшно складывать товаръ въ стоявшую тутъ же, около столика, плетеную корзинку. Катя помогала ей, какъ вдругъ позади послышались чьи-то торопливые шаги; обѣ дѣвочки обернулись.
— Коля,— испуганно вскричала маленькая торговка, увидавъ передъ собою брата:— зачѣмъ ты пришелъ? что случилось?
— Мамѣ очень худо…— сквозь слезы отвѣчалъ мальчикъ, она меня послала за тобою, сказавъ, чтобы ты бросила все и какъ можно скорѣе бѣжала домой.
— Бѣгу, бѣгу, но по дорогѣ надо непремѣнно поискать доктора.
— Хорошо, тѣмъ болѣе, что у насъ отъ вчерашнихъ денегъ еще осталось довольно, чтобы заплатить ему за визитъ, а на лѣкарства попросимъ у кого-нибудь изъ сосѣдей.
— Да и у сосѣдей просить не надо: вотъ эта добрая барышня дала мнѣ серебряный рубль,— отвѣчала Стеша, указывая глазами на Катю Алымову.
— Коля снялъ шапку, поклонился и хотѣлъ поцѣловать руку доброй барышнѣ, но она не дала, а дружески обняла мальчика.
— Не благодари, Коля, это такая бездѣлица, про которую говорить не стоитъ; мнѣ очень хочется помочь вамъ чѣмъ-нибудь побольше, и я увѣрена, что мои родители не откажутъ въ этомъ; если не сегодня, то завтра утромъ непремѣнно мы съ мамой придемъ къ вамъ.
Дѣти еще разъ поблагодарили Катю, и торопливыми шагами направились въ свое бѣдное жилище на Петербургскую сторону; дорога казалась имъ безконечно-длинною, они почти не говорили ни слова и только отъ времени до времени молча обтирали катившіяся по щекамъ слезы. Но вотъ, наконецъ, цѣль путешествія достигнута. Коля отворилъ низкую, косую дверь и первый вбѣжалъ въ сырую конуру, гдѣ на той же самой деревянной кровати, придвинутой къ нетопленной печкѣ, лежала мать ихъ съ полузакрытыми глазами; лицо ея было необыкновенно блѣдно, губы посинѣли и сложились въ какую-то страшную улыбку.
— Стеша пришла, мама,— проговорилъ мальчикъ, нагнувшись къ изголовью больной,— ты хотѣла сказать ей что-то.
Больная открыла глаза, знакомъ подозвала Стешу, велѣла встать рядомъ съ братомъ и слабымъ, едва слышнымъ голосомъ начала говорить о томъ, что она чувствуетъ и сознаетъ, что послѣднія минуты ея наступаютъ.
— Мама, милая, дорогая,— въ голосъ отвѣчали дѣти сквозь глухія рыданія,— не говори такихъ ужасныхъ вещей, ты поправишься, будешь жива, здорова… сію минуту придетъ докторъ… онъ поможетъ тебѣ.
— Докторъ?— переспросила больная,— зачѣмъ докторъ?.. не надо… не поможетъ онъ… поздно… къ чему напрасно тратить деньги, которыхъ у васъ и безъ того мало.
— Нѣтъ, мамочка, напротивъ въ деньгахъ недостатку нѣтъ; вчера вечеромъ мы насчитали цѣлыхъ два рубля тридцать копѣекъ, а сегодня та же самая барышня дала еще рубль.
И какъ бы въ доказательство истины своихъ словъ, Стеша вынула изъ кармана серебряную монету.
— Я позвала тебя, Стеша, затѣмъ,— продолжала больная,— чтобы, какъ старшей, поручить Нолю, когда меня не станетъ; ты должна будешь заботиться о немъ; свѣтъ вѣдь, говорятъ, не безъ добрыхъ людей,— можетъ, кто изъ сосѣдей приметъ въ васъ участіе. Старайся прежде всего сама быть честною, хорошею дѣвочкою, и ему внушай то же самое… любите, почитайте Бога… Онъ не оставитъ васъ!— Больная замолчала, чтобы перевести духъ, дѣти покрывали ея лицо и руки горячими поцѣлуями; такъ прошло нѣсколько минутъ, затѣмъ начала она снова что-то говорить, какъ вдругъ дверь скрипнула и на порогѣ показался докторъ.
— Докторъ, докторъ,— обратилась къ нему Стеша умоляющимъ голосомъ,— ради самого Бога, ради всего, что для васъ дорого, помогите нашей мамѣ, спасите ее!
Докторъ ласково потрепалъ дѣвочку по плечу, подошелъ къ постели больной и принялся осматривать ее съ большимъ вниманіемъ.
Катя Алымова между тѣмъ давно уже была дома; усѣвшись на мягкомъ бархатномъ диванѣ, въ будуарѣ матери, она ожидала появленія послѣдней съ большимъ нетерпѣніемъ; хорошенькое личико дѣвочки казалось чрезвычайно задумчивымъ; на немъ лежалъ отпечатокъ чего-то особеннаго, она безпрестанно вскакивала съ мѣста, торопливо ходила взадъ и впередъ по мягкому ковру, потомъ снова садилась: «Нѣтъ, я, кажется, не въ силахъ сдѣлать этого,— проговорила она сама себѣ,— да, а между тѣмъ поступить иначе трудно.
И она опять заметалась по комнатѣ; но вотъ, наконецъ, въ прихожей раздался звонокъ.
«Вѣрно мама», подумала Катя и опрометью бросилась на-встрѣчу; это оказался посыльный съ письмомъ, въ которомъ мама сообщала, что по непредвидѣнному обстоятельству, не только она, но и папа не вернется раньше вечера, вслѣдствіе чего приказывала Катѣ во-время обѣдать, пить вечерній чай и ложиться.
— Хорошо,— отвѣчала дѣвочка посыльному и, грустно склонивъ головку, пошла въ свою комнату; день тянулся чрезвычайно долго. Катѣ пришлось почти все время быть одной, такъ какъ единственный находившійся дома сотоварищъ ея, старушка няня, чувствовала себя нездоровою и лежала въ кровати; отъ нечего дѣлать Катя снова принялась украшать ёлку, но и это, вмѣсто того, чтобы развлечь, навело еще болѣе тоски; она была душевно рада, когда висѣвшіе въ столовой часы ударили десять: «по крайней мѣрѣ скорѣе наступитъ завтрашнее утро», сказала она сама себѣ, пошла въ свою комнату, живо раздѣлась, акуратно сложила на стулъ платье, помолилась Богу, легла въ постель, и, вытянувъ маленькія ножки, крѣпко заснула.
Съ наступленіемъ слѣдующаго дня дѣвочка поднялась очень рано и, выйдя въ столовую первая, тревожно ожидала появленія матери.
— Наконецъ-то, милая мамочка,— сказала она, увидавъ вошедшую туда же г-жу Алымову,— я ждала тебя съ большимъ, большимъ нетерпѣніемъ.
— Знаю, дружокъ; ты ждала меня съ большимъ нетерпѣніемъ, чтобы идти скорѣй въ магазинъ за куклою, не правда ли?
— Да, т.-е. нѣтъ…— отвѣчала нерѣшительно Катя и опустила глаза,
— Какъ нѣтъ, неужели ты больше не хочешь имѣть ту куклу, которая вчера тебѣ такъ нравилась?
— Развѣ возможно не хотѣть такую прелесть?
— Но въ чемъ же тогда дѣло, дитя мое?
— Въ томъ, мамочка, что у меня будетъ къ тебѣ огромная просьба, вѣдь ты не откажешь? Да, да, не откажешь?— допытывалась дѣвочка, покрывая лицо и руки матери безчисленными поцѣлуями.
— Прежде ты должна сказать, въ чемъ именно заключается эта просьба?
— Хорошо, только слушай внимательно.
Мама улыбнулась; Катя подвинула свой стулъ совсѣмъ близко къ стулу матери и начала подробно разсказывать о своей встрѣчѣ съ маленькой торговкой.
— Ну, и что же?— спросила госпожа Алымова, когда длинное повѣствованіе было окончено: — я все-таки не могу понять въ чемъ состоитъ твоя просьба?
— Въ томъ, чтобы сейчасъ же послѣ чая ты поѣхала со мною на Петербургскую сторону и согласилась тѣ пятнадцать рублей, которые были предназначены для покупки куклы, отдать несчастной женщинѣ на лѣкарства.
Мама молча взглянула въ глаза Кати: они были полны слезъ и въ то же время блестѣли какъ-то радостно.
— Поцѣлуй меня, Катюша,— сказала г. Алымова, крѣпко прижавъ къ груди Катю,— ты хорошая, добрая дѣвочка, я считаю это для себя большимъ счастьемъ!
Катя прильнула головкою къ лицу матери, крупныя слезы струились по ея розовенькому личику, но это не были тѣ тяжелыя, горькія слезы, которыя вызываются нравственнымъ страданіемъ; она чувствовала, что дѣтское сердечко ея наполнено свѣтлымъ, хорошимъ, новымъ, еще неизвѣданнымъ ощущеніемъ, и хотя не легко было примириться съ мыслью о томъ, что превосходная кукла въ бѣлокуромъ парикѣ никогда больше не можетъ принадлежать ей, но тѣмъ не менѣе Катя охотно отказывалась отъ возможности обладать подобнымъ сокровищемъ и съ непритворнымъ удовольствіемъ отдавала деньги на доброе дѣло.
— Сейчасъ я прикажу заложить сани,— сказала г. Алымова и вышла изъ комнаты.
Менѣе чѣмъ черезъ четверть часа сани были поданы къ подъѣзду; Катя одѣла теплые сапожки, шляпку, шубку и въ сопровожденіи матери отправилась на Петербургскую сторону по данному Стешею адресу. Собственная лошадь Алымовыхъ бѣжала скоро, сильно отбивая копытами рыхлый только-что выпавшій за ночь снѣгъ; она совершенно незамѣтно для себя везла щегольскія санки, и быстро заворачивая изъ улицы въ улицу, по прошествіи весьма короткаго срока остановилась около того дома, гдѣ жила Стеша.
— Какъ же мы найдемъ ея квартиру?— спросила Катя:— вѣдь она номера не сказала.
— Ничего, барышня,— вмѣшался кучеръ,— домъ не великъ, тутъ, я думаю и жильцы всѣ на перечетъ. Эй, дворникъ!— крикнулъ онъ, соскочивъ съ козелъ и ударивъ кнутовищемъ въ одно изъ замерзшихъ оконъ нижняго этажа. На дворѣ раздался пронзительный лай Розки, которая, услыхавъ чужого, путаясь въ снѣжныхъ сугробахъ по самую шею, старалась какъ-нибудь пролѣзть въ подворотню.
— Кто тамъ?— отозвался изъ-за обледенѣвшаго окна грубый мужской голосъ.
— Надо видѣть дворника.
— Сейчасъ придетъ, подождите.
Прошло однако добрыхъ полчаса, пока наконецъ калитка скрипнула и заспанная неуклюжая фигура дворника, закутанная въ овчиный тулупъ, вышла на улицу.
— Кого надобно?— спросилъ онъ рѣзко, но потомъ, почти сейчасъ же, увидавъ, что имѣетъ дѣло съ очень нарядными господами, пріѣхавшими на собственной лошади, почтительно снялъ шапку и проговорилъ совершенно другимъ голосомъ: — что прикажете?
— Въ вашемъ домѣ живетъ одна бѣдная больная женщина съ двумя маленькими дѣтьми; мы бы желали пройти къ ней.
— Какъ ея фамилія, сударыня?
— Въ томъ-то и бѣда, голубчикъ, что мы не знаемъ.
— Позвольте, такъ это ужъ не прачка ли Игнатьевна? У нея сынишка мастеритъ изъ дерева куклы и клеитъ коробки, а дѣвочка ходитъ продавать.
— Вотъ, вотъ, именно ихъ намъ и надобно.
— Они живутъ тутъ во дворѣ; только саму Игнатьевну вчера отвезли въ больницу, и кажись, она, сердечная, ночью умерла.
— Умерла!— повторила Катя:— неужели, а гдѣ же дѣти?
— Должно быть дома, я сейчасъ сбѣгаю узнать, и коли угодно, приведу сюда.
— Не надо; мы лучше сами пойдемъ къ нимъ, ежели ты укажешь дорогу.
— Пожалуйте,— кушъ ты!— погрозилъ онъ Розкѣ, все время вертѣвшейся около, и широко распахнулъ калитку.
Госпожа Алымова и Катя вошли на узкій и грязный дворъ: — сюда, сюда,— повторялъ дворникъ,— только, сударыня, смотрите осторожнѣе, не упадите; пожалуйте, барышня, ручку, здѣсь очень скользко.
Катя молча подала руку; дворникъ шелъ медленно, шагъ за шагомъ.
— Вотъ квартира,— сказалъ онъ, вводя Алымовыхъ въ знакомую намъ конуру, гдѣ, по примѣру вчерашняго дня, сильно пахло сыростью и было необыкновенно мрачно. Катя, никогда не только не видавшая ничего подобнаго, но даже не имѣвшая понятія, что люди могутъ жить въ такомъ ужасномъ помѣщеніи, остановилась около порога и не рѣшалась идти далѣе до тѣхъ поръ, пока мать не взяла ее за руку.
— Стеша!— вскричала она въ ужасѣ:— неужели вы тутъ живете?
— Ахъ, это вы!— отозвалась дѣвочка, спрыгнувъ съ кровати;— здравствуйте, милая, добрая барышня.
— А вѣдь у насъ-то какое горе! Мама у… у…мерла! проговорила она сквозь горькія рыданія.
— Да, сегодня ночью въ больницѣ,— подтвердилъ Николка, тоже заливаясь горючими слезами.
— Съ кѣмъ же вы теперь останетесь, вѣдь у васъ и отца нѣтъ?
— Отецъ давно умеръ.
— Такъ какъ же, Стеша, неужели возможно двумъ маленькимъ дѣтямъ жить совершенно однимъ на квартирѣ.
— Право, не знаю, мы совсѣмъ потеряли головы; идти намъ некуда и здѣсь оставаться тоже нельзя, потому что хозяйка требуетъ деньги; мы вѣдь задолжали ей за два мѣсяца.
— Сколько?— спросила Катя.
— Ахъ, барышня, много, очень много; такъ много, что и сказать страшно.
— А именно?
— Квартира ходитъ по семи съ полтиной въ мѣсяцъ, слѣдовательно придется отдать пятнадцать рублей.
Въ голосѣ Стеши слышалось что-то похожее на отчаяніе.
— Мамочка, можно?— шепнула Катя матери.
Госпожа Алымова молча кивнула головой.
— Стеша, вотъ возьми; у меня какъ разъ было для тебя приготовлено пятнадцать рублей,— сказала Катя и всунула деньги въ руки маленькой сиротки. Стеша не вѣрила собственнымъ глазамъ: пятнадцать рублей казались ей такою большою суммою, что она считала невозможнымъ принять ее, какъ говорится, даромъ и отказывалась до тѣхъ поръ, пока наконецъ госпожа Алымова настоятельно потребовала.
— Необходимо сію же минуту разчитаться съ хозяйкой,— сказала она,— я ни за что ни тебя, ни Колю здѣсь не оставлю; вы поѣдете вмѣстѣ съ нами, я дамъ на похороны матери, а мой мужъ устроитъ васъ обоихъ въ пріютъ.
Дѣти съ благодарностью смотрѣли на добрую женщину; Стеша первая бросилась цѣловать ей руки, потомъ примѣру ее послѣдовалъ Коля.
— Не надо, не надо, не благодарите,— остановила она:— лучше давайте дѣлать дѣло; сходи, дружокъ, позови сюда квартирную хозяйку, я сама переговорю съ нею,— обратилась она къ мальчику.
— Сейчасъ,— отвѣчалъ Коля и поспѣшно вышелъ изъ комнаты.
Катя между тѣмъ дружески разговаривала со Стешей; Коля не замедлилъ явиться снова въ сопровожденіи довольно пожилой и неряшливой женщины — это была квартирная хозяйка. Госпожа Алымова сама переговорила съ нею обо всемъ, вручила деньги, переписала всѣ вещи, бѣлье, платье, которое находилось въ комнатѣ, и просила взять все это на свою отвѣтственность до тѣхъ поръ, пока послѣдуетъ дальнѣйшее распоряженіе.— Дѣтей я увожу съ собою,— сказала она въ заключеніе:— они современемъ будутъ устроены въ пріютъ, и какъ я, такъ и мужъ мой постараемся сдѣлать изъ нихъ честныхъ людей, и употребимъ всѣ средства, чтобы вывести на дорогу.
Хозяйка, совершенно довольная, что получила деньги, которыя почти считала для себя потерянными, была, какъ говорится, на верху блаженства; она, еще такъ недавно угрожавшая маленькимъ сироткамъ выкинуть ихъ на улицу и забрать всѣ вещи — теперь принялась заботливо окутывать ихъ, цѣловала то того, то другого, плакала, разсыпалась въ похвалахъ госпожѣ Алымовой и Катѣ; любезно проводила до саней и, стоя у воротъ, долго провожала глазами и напутствовала молитвами.
А маленькія сиротки мчались между тѣмъ на сѣромъ рысакѣ Алымовыхъ; кучеръ взялъ другую дорогу и какъ разъ поѣхалъ мимо того игрушечнаго магазина, въ зеркальномъ окнѣ котораго красовалась обѣщанная приказчикомъ красавица Дора въ бѣлокуромъ парикѣ; кукла была одѣта въ розовое атласное платье, отдѣланное кружевами, на головѣ у нея красовалась такого же цвѣта круглая шляпа, убранная бѣлыми перьями; въ одной рукѣ она держала вѣеръ, въ другой — изящный блѣдно-розовый зонтикъ, и такъ привѣтливо, такъ ласково улыбалась, что что-то похожее на сожалѣніе о невозможности когда-нибудь обладать сокровищемъ закопошилось въ сердечкѣ Кати; желая скрыть набѣжавшую скуку, она уткнула свое зарумянившееся отъ мороза личико въ муфту и отвернулась; но затѣмъ, когда сани въѣхали въ слѣдующую улицу направо и магазинъ остался далеко, почти сейчасъ же постаралась сдѣлать надъ собой усиліе, чтобы позабыть о куклѣ, взглянула на сидѣвшихъ напротивъ сиротокъ, потомъ на маму и улыбнулась.
— Сказки откровенно, Катюша,— спросила ее послѣдняя, очень трудно примириться съ мыслью, что красавица Дора будетъ принадлежать кому-нибудь другому.
— Первую минуту, мамочка, дѣйствительно мнѣ казалось это ужаснымъ, но теперь я право почти не жалѣю, потому что имѣть ее у себя, играть съ нею и думать, что въ это же самое время есть люди, которые нуждаются въ необходимомъ, должно быть тоже очень больно.
— Да, другъ мой, ты совершенно права, по моему высшее счастіе человѣка должно заключаться въ томъ, чтобы стараться сдѣлать другихъ счастливыми.
Стеша внимательно вслушивалась въ разговоръ госпожи Алымовой и ея дочери, но при всемъ желаніи, что нибудь понять изъ него, не могла достигнуть цѣли; разговоръ этотъ почему-то до крайности заинтересовалъ ее, заинтересовалъ настолько, что но прошествіи недѣли послѣ похоронъ матери, она однажды, усѣвшись вечеромъ въ комнатѣ Кати, принялась настоятельно допытывать. Катя долго не хотѣла говорить правду, но потомъ, въ концѣ-концовъ не выдержала характера и подробно разсказала все. Слушая разсказъ маленькой барышни, Стеша смотрѣла на нее съ благодарностью.
— Если бы я могла когда-нибудь быть вамъ полезною хотя въ половину настолько, какъ вы были для меня уже три раза,— сказала она и бросилась цѣловать ея руку.
— Не благодарите, Стеша, ради Бога,— остановила ее Катя: — иначе я право разлюблю васъ.
— Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, дѣлайте со мною что хотите, но только никогда не заикайтесь о томъ, что не будете любить меня,— я этого боюсь больше всего на свѣтѣ.
— Тогда тѣмъ болѣе ты не должна никогда даже вспоминать о томъ, что почти силою вывѣдала отъ меня сегодня; слышишь, Стеша, я требую это.— И какъ бы въ доказательство того, что она на самомъ дѣлѣ считаетъ требованіе свое чрезвычайно важнымъ, Катя сдѣлала серьезную физіономію и преуморительно сдвинула бровки.
— Въ чѣмъ дѣло?— вмѣшался Коля, который, въ ожиданіи своего опредѣленія въ ремесленное училище, куда хлопоталъ устроить его отецъ Кати, тоже находился въ семьѣ Алымовыхъ.
— Ни въ чемъ; ты не долженъ никогда знать содержаніе нашего разговора, это секретъ.
Коля задумался, слово секретъ прозвучало для него непріятно, потому что, когда онъ жилъ съ матерью и сестрой, то они другъ отъ друга ничего не скрывали.
— Не огорчайся,— шепнула ему Стеша, улучивъ удобную минуту: — я скажу тебѣ въ чемъ заключается секретъ,— и въ короткихъ словахъ передала разсказъ о большой куклѣ.
— Ты не знаешь, въ какомъ именно магазинѣ эта кукла?— спросилъ онъ задумчиво.
— Нѣтъ, а что?
— Не тамъ ли, гдѣ служитъ приказчикомъ мой крестный отецъ?
— Можетъ быть; но что-жъ изъ этого?
— То, что я попробую попросить его подарить намъ куклу, которую мы преподнесемъ барышнѣ.
— Ахъ это было бы отлично; только едва ли крестный отецъ согласится: вѣдь кукла стоитъ очень дорого — пятнадцать рублей кажется.
— Да; — Коля печально склонилъ голову.— Но ты во всякомъ случаѣ постарайся узнать адресъ магазина.
— Хорошо.
Въ эту минуту Катя вбѣжала въ комнату, и разговоръ между братомъ и сестрой долженъ былъ кончиться. Стеша однако сдержала данное слово; не далѣе какъ на слѣдующій день она очень ловко вывѣдала отъ Кати все что надо было, и вечеромъ, столкнувшись съ Колей въ корридорѣ, сообщила ему адресъ.
— Я угадалъ; это какъ разъ тотъ же самый магазинъ,— скороговоркой отвѣтилъ мальчикъ и направился въ столовую, гдѣ госпожа Алымова приготовляла чай.
— Ну, Коля,— сказала она мальчику, подавая ему его порцію,— дѣла идутъ отлично, ты принятъ въ ремесленное училище, и послѣзавтра долженъ явиться по начальству.
— Слава Богу, я очень радъ; буду учиться какому нибудь мастерству, а когда выросту большой, стану работать для васъ.
— Спасибо, дружокъ, спасибо.
— Теперь же, сударыня, у меня къ вамъ большая просьба, не откажите, сдѣлайте милость!
— Говори, мой милый, что тебѣ надобно?
— Позвольте, завтра утромъ сбѣгать на часокъ повидаться съ крестнымъ отцомъ, который живетъ тутъ недалеко; я вернусь очень скоро.
— Хорошо, ступай; за-одно сообщи крестному, что ты принятъ въ училище,— можетъ быть онъ пожелаетъ навѣстить тебя.
— Да, безъ сомнѣнія; онъ очень любитъ насъ обоихъ.— Затѣмъ разговоръ перешелъ на другой предметъ; въ продолженіе остального дня и вечера Колѣ не удалось безъ свидѣтелей перекинуться словомъ съ сестрой, но она легко догадалась о цѣли его визита къ крестному отцу, и съ нетерпѣніемъ ожидала результата, который, къ крайнему удивленію, оказался весьма успѣшнымъ.
Крестный отецъ Коли дѣйствительно служилъ въ томъ самомъ магазинѣ, гдѣ Катя Алымова торговала куклу. Узнавъ отъ крестника о смерти его матери, о томъ, какъ много сдѣлали добра Алымовы для несчастныхъ сиротъ, и наконецъ о поступкѣ Кати относительно большой куклы, приказчикъ пожелалъ непремѣнно съ своей стороны оказать имъ какое нибудь вниманіе.— Знаешь что,— сказалъ онъ Колѣ:— не хочешь ли ты эту куклу подарить барышнѣ?
— Ахъ, я былъ бы совершенно счастливъ, и даже, чистосердечно сознаюсь, пришелъ сюда съ намѣреніемъ просить тебя объ этомъ; но вѣдь она кажется стоитъ очень дорого?
— Пятнадцать рублей.
— Вотъ то-то и есть.
— Пятнадцать рублей конечно сумма большая, но вѣдь, говоря правду, Алымовы сдѣлали для тебя и Стеши такъ много, какъ рѣдко кто согласится въ нынѣшнее время: имъ ты обязанъ помѣщеніемъ своимъ въ ремесленное училище, они вырвали васъ обоихъ изъ нищеты и грязи, они обѣщали устроить Стешу въ пріютъ,— подумай хорошенько, разсуди, неужели все это вмѣстѣ не стоитъ пятнадцати рублей!
— О, конечно! Мое искреннее желаніе давно было обрадовать маленькую барышню куклою, но я не смѣлъ думать, что ты согласишься, и никакъ не могъ собраться съ духомъ просить объ этомъ.
Крестный, слушая мальчика, успѣлъ уже снять превосходную куклу съ окна, уложилъ ее въ картонку и крѣпко стянувъ веревкою подалъ мальчику.
— Вотъ тебѣ двадцать копѣекъ на извозчика,— добавилъ онъ,— нести на плечахъ такую большую картонку трудно, неудобно, да и времени возьметъ много; господа пожалуй будутъ недовольны твоимъ продолжительнымъ отсутствіемъ, отправляйся съ Богомъ, въ будущее воскресенье я непремѣнно зайду тебя навѣстить въ училище.
Коля искренно отъ всего сердца поблагодарилъ крестнаго отца, сѣлъ на извозчика и, бережно поставивъ драгоцѣнную ношу на колѣни, пустился въ обратный путь. Пріѣхавъ на квартиру Алымовыхъ, онъ первымъ дѣломъ спряталъ картонку и затѣмъ съ сіяющей физіономіей вбѣжалъ въ столовую гдѣ вся семья сидѣла за завтракомъ. Стеша сейчасъ по лицу брата догадалась, что дѣло идетъ хорошо, но спросить ничего не смѣла до тѣхъ поръ, пока онъ самъ знакомъ попросилъ слѣдовать за нимъ.
— Ну, что?— сказала она тогда съ любопытствомъ.
— Кукла здѣсь.
— Неужели?
— Да.
— Та самая, которая стоитъ пятнадцать рублей?
— Та самая, Стеша, та самая,— торжественно отвѣчалъ мальчикъ и, приподнявъ байковое одѣяло своей кровати, показалъ рукою на спрятанную имъ подъ кровать картонку. Стеша радостно захлопала въ ладоши.
— Давай скорѣе снесемъ картонку въ столовую,— сказала она.
— Нѣтъ, мнѣ кажется будетъ гораздо лучше, ежели мы вынемъ куклу и посадимъ въ комнату барышни.
— Пожалуй, твоя правда, Николка, это будетъ интереснѣе; но такъ какъ для того, чтобы все устроить, времени потребуется порядочно, то ты только помоги мнѣ стащить картонку въ дѣтскую, а сама ступай въ столовую и постарайся занять Катю до тѣхъ поръ, пока я тоже не приду туда.
Съ этими словами дѣти привели задуманный планъ въ исполненіе. Стеша отправилась къ столовую, Коля устроилъ все какъ было предназначено, и по прошествіи нѣсколькихъ минутъ явившись туда-же, очень много разсказывалъ о своемъ визитѣ къ крестному отцу, причемъ конечно умолчалъ о главной цѣли посѣщенія. Стеша незамѣтнымъ образомъ прокралась въ дѣтскую, бережно поставила къ окну красавицу Дору, встряхнула ее розовое платье, подула на перышки, которыя украшали шляпку, поправила зонтикъ и, отступивъ нѣсколько шаговъ назадъ, долго любовалась.
— Красавица ты, Дора, настоящая красавица!— невольно проговорила дѣвочка и, подъ вліяніемъ сильнаго восторга, только что хотѣла броситься расцѣловать ее, какъ вдругъ въ корридорѣ послышались шаги.
«Не Катя ли?» подумала тогда Стеша, выбѣжавъ на-встрѣчу; но, по счастію, это оказалась горничная; боясь, тѣмъ не менѣе, дольше оставаться въ дѣтской, Стеша поспѣшно побѣжала въ столовую и, обратившись къ Катѣ, проговорила совершенно серьезно:
— Барышня, къ вамъ въ комнату пришла сейчасъ какая-то гостья.
— Гостья?— съ удивленіемъ переспросила Катя,— какая?
— Не знаю, только очень красивая собою и чрезвычайно нарядная.
— Не можетъ быть, Стеша, тебѣ показалось, это вѣрно горничная.
— Да, нѣтъ же, увѣряю васъ.
— Но, подумай сама, зачѣмъ гостья отправится ко мнѣ въ комнату, прежде чѣмъ пройти въ гостиную? Да, наконецъ, и звонка не было слышно.
— Не знаю,— вторично отвѣчала дѣвочка,— это ужъ ея дѣло.
— Мама,— обратилась тогда Катя къ госпожѣ Алымовой,— Стеша очень заинтересовала меня, но вмѣстѣ съ тѣмъ, говоря откровенно, я даже боюсь отправиться одна.
— Ты полагаешь, что это какая-нибудь сказочная волшебница вздумала посѣтить тебя?— шутя спросила мама и встала съ мѣста.
Дѣти втроемъ послѣдовали за нею.
— Кто тамъ?— окликнула Катя, подойдя къ двери. Отвѣта не было.
— Вотъ видишь ли,— обратилась она тогда къ Стешѣ,— навѣрное тебѣ показалось.
— Нѣтъ, нѣтъ, барышня, я видѣла своими глазами; я никогда не ошибаюсь, откройте дверь, войдите и увидите сами.
— Съ толку ты меня сбиваешь… и посмотрѣть хочется, и страшно.
— Ничего страшнаго нѣтъ, барышня,— вмѣшался Коля,— если вы ужъ такъ боитесь, то позвольте, я открою самъ.
— Полно, Катя,— замѣтила госпожа Алымова,— какъ тебѣ не стыдно!
Катя подумала нѣсколько минутъ, потомъ сдѣлала рѣшительный шагъ къ двери, отворила ее и остановилась въ недоумѣніи: у окна стояла Дора, та самая красавица Дора, о которой она такъ давно и такъ долго мечтала. «Но Боже мой, что же это, наконецъ, такое? Не сонъ, вѣдь; кажется? Откуда могла явиться кукла?* думала дѣвочка, и чувствовала, что мысли ея начинаютъ путаться.
— Мама, это вѣрно ты распорядилась?— спросила она госпожу Алымову, но, взглянувъ на ея удивленное лицо, сразу догадалась, что мама на этотъ разъ рѣшительно не при чемъ. Тогда она, теряясь въ догадкахъ, съ недоумѣніемъ посмотрѣла на маленькихъ сиротокъ, которыя, стоя въ сторонѣ, о чемъ-то перешептывалась.
— Это мы… не сердитесь…
— Вы? Неужели? Не можетъ быть!
— Мы, мы… не сердитесь, пожалуйста… примите въ знакъ сердечной благодарности…— несвязно лепеталъ Коля.
— Коля, зачѣмъ это?
— Вы такъ много сдѣлали для меня и для Стеши, что намъ хотѣлось отблагодарить васъ, хотя чѣмъ-нибудь… по счастію желаніе наше исполнилось…
— Но, друзья мои, вѣдь кукла стоитъ очень дорого, откуда вы взяли деньги?— спросила тогда госпожа Алымова.
— Она намъ ничего не стоитъ.
— Не правда, я знаю, цѣна ей пятнадцать рублей.
— Да, это вѣрно; но мы за нее ничего не заплатили.
— Какимъ же образомъ?
Коля разсказалъ подробно обо всемъ. Катя слушала его съ большимъ вниманіемъ и не переставала смотрѣть на красавицу Дору, любовалась ея изящнымъ костюмомъ, не вѣрила собственнымъ глазамъ и боялась, не сонъ ли это.
— Спасибо тебѣ, Стеша, милая, хорошая, дорогая, и тебѣ Коля тоже,— восторженно вскричала Катя, когда длинное повѣствованіе о визитѣ къ крестному отцу было окончено.
— Не за что, не за что…
— Какъ не за что? Ты доставила мнѣ такое большое удовольствіе, о которомъ я не смѣла даже и думать.— Говоря это, Катя бросилась по очереди цѣловать брата и сестру.
На розовомъ личикѣ дѣвочки дѣйствительно было написано полное удовольствіе; цѣлый день не разставалась она съ Дорою, за обѣдомъ посадила около себя, вечеромъ, когда наступила пора ложиться спать, устроила для нея кроватку изъ составленныхъ рядомъ двухъ мягкихъ бархатныхъ табуретокъ. На слѣдующій день повторилось то же самое, и затѣмъ такъ пошло постоянно. Все свое свободное время употребляла Катя на то, чтобы кроить для куклы бѣлье и платья. Сначала работа эта порою казалась довольно трудною, встрѣчались различныя препятствія — то рукавъ отъ платья не приходился къ лифу, то юбка вдругъ ни съ того, ни съ сего оказывалась или слишкомъ короткою, или уже черезъ-чуръ длинною. Но потомъ, попривыкнувъ, Катя сдѣлала замѣтные успѣхи въ рукодѣліи; въ особенности дѣла пошли хорошо, когда Стеша поступила въ пріютъ, гдѣ ее исключительно обучали шитью бѣлья и платьевъ.
По воскресеньямъ она постоянно приходила къ Алымовымъ и приносила съ собою выкройки; вотъ тутъ-то у обѣихъ дѣвочекъ начиналась настоящая работа.
Николка, давно уже поступившій въ ремесленное училище, гдѣ готовился быть столяромъ, тоже иногда по праздникамъ приходилъ къ родителямъ Кати и, въ часы досуга, мастерилъ для красавицы Доры различную мебель; въ особенности вышелъ у него удачно кукольный комодъ, который онъ работалъ подъ руководствомъ одного изъ старшихъ товарищей.
Время шло своимъ чередомъ; дѣтки подростали. Стеша обѣщала быть очень хорошею швеею; въ пріютѣ всѣ любили ее за добрый, кроткій нравъ и прилежаніе; Николка въ училищѣ былъ на очень хорошемъ счету, какъ по поведенію, такъ и по занятію; оба они постоянно съ благодарностью относились ко всему семейству Алымовыхъ, почитали и любили какъ родителей Кати, такъ точно и ее саму; она, со своей стороны, съ каждымъ днемъ все больше и больше привязывалась къ сироткамъ и зачастую, во время задушевныхъ бесѣдъ со Стешею, припоминала мельчайшія подробности ихъ первой встрѣчи.
Эти воспоминанія для обѣихъ дѣвочекъ были и тяжелы, и пріятны. Тяжелы потому, что съ ними невольно связывалась мысль о смерти Игнатьевны; пріятны потому, что съ той минуты, какъ онѣ узнали одна другую, много приходилось испытать такихъ вещей, которыя глубоко врѣзываются въ память человѣка и не изглаживаются изъ нея до самой старости.