Сказка Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что Часть вторая Успенский читать
Много царств и земель прошёл Федот-стрелец, а мячик всё катится да катится. Где река встретится бурливая, там мячик мостом обернётся. Где стрельцу отдохнуть захочется, там мячик пуховой постелью сделается. (Просто не мячик, а мечта туриста какая-то.)
Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Наконец приходит стрелец к большому великолепному дворцу. Мячик докатился до ворот и пропал.
Стрелец подумал и вошёл во дворец. (Мячик же не дурак, туда, куда не надо, не приведёт.)
Встречают его три девицы неописанной красоты:
— Откуда ты пожаловал, добрый человек?
«Во, — думает стрелец, — сразу меня добрым человеком признали».
(А они всех так встречали.)
— Ах, красные девицы, не дали вы мне с дальнего похода отдохнуть. Сразу с расспросами набросились. Вы бы прежде меня накормили-напоили, отдохнуть положили да тогда бы и вестей спрашивали.
(Он, наверное, подумал, что в пятизвёздочный отель попал.)
Но девушки ничего, спорить не стали: собрали на стол, накормили, напоили его и спать уложили.
Проснулся он. Встал с мягкой постели, девицы несут ему умывальницу (это умывальник такой) и шитое полотенце. Он умылся ключевой водой. А полотенце не принимает:
— У меня, — говорит, — своя ширинка есть.
Вынул он эту ширинку (полотенце то есть), стал утираться, а красные девицы спрашивают:
— Добрый человек! Скажи, откуда достал ты эту ширинку?
— Мне её жена дала.
— Стало быть, ты женат на нашей родной сестре!
Кликнули мать-старушку, она вмиг прилетела, то есть пришла. Как глянула на ширинку, в ту же минуту признала:
— Это моей дочери рукоделье!
Начала она у гостя выспрашивать-разведывать про его житьё-бытьё. Он рассказал, как со своей женой познакомился-подружился, как они поженились и как король Афронт его послал туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. (Уж лучше бы просто послал.) Она говорит:
— Ах, хозяюшко! Ведь про это диво даже я не слыхивала! Постой-ка, авось мои слуги ведают.
Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, и вдруг — откуда только взялись! — набежали всякие звери, налетели всякие птицы.
— Гой еси, звери лесные и птицы воздушные! Вы, звери, везде рыскаете, а вы, птицы, всюду летаете. Не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?
Все птицы и звери (как по команде, все как один) рты раскрыли от удивления. Много чего они слышали и видели, а про такое даже им слышать не доводилось.
— Нет, про такое мы не слышали!
Распустила их старуха по лесам-небесам, по их рабочим местам, а сама воротилась в горницу.
Достала свою волшебную книгу, развернула её — и тотчас явились к ней два великана:
— Что угодно, что надобно?
(Слишком деловые! Хоть бы поздоровались сначала.)
— А вот что, слуги мои верные! Понесите меня вместе с зятем на окиян-море широкое и станьте как раз на середине — на самой пучине.
Не успел стрелок Федот сказать, что он не согласен, что он плавать не умеет, как великаны подхватили его вместе с тёщей, понесли их, словно вихри буйные, на окиян-море широкое и стали на середине — на самой пучине.
Сами как столбы стоят, вода им по горлышко, а стрельца со старухой на руках держат. Крикнула старуха громким голосом, и приплыли к ней все гады и рыбы морские. Так и кишат, из-за них и синя моря не видно. Старуха их допрашивает:
— Гой еси, гады и рыбы морские! (На месте гадов я бы обиделся.) Вы везде плаваете, у всех островов бываете. Не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что.
Все гады и рыбы в один голос отвечали:
— Нет! Мы про такое не слыхивали.
Вдруг потеснилась вперёд старая колченогая лягушка (в окияне-море?), которая уже лет тридцать как в отставке была, и говорит:
— Ква-ква! Я знаю, где такое чудо найти.
— Ну, милая, тебя-то мне и надобно! — сказала старуха, взяла лягушку на белы руки и велела великанам себя и зятя домой отнести.
Мигом очутились они во дворце. Не теряя времени, стала старуха лягушку допытывать:
— Как и какою дорогою моему зятю идти?
Лягушка (всё, как на следствии) отвечала:
— Это место далеко-далеко, на краю света. Я бы его проводила, да уж больно я стара стала, еле ноги волочу. Мне туда и за пятьдесят лет не допрыгать.
Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в неё лягушку и даёт банку зятю.
— Неси, — говорит, — эту банку в руках. А лягушка пусть тебе дорогу показывает.
(Очень деловая женщина! Да у них, видно, вся семья такая.)
Взял Федот-стрелец банку с лягушкой, попрощался со старухой и её дочками и отправился в путь. Он идёт, а лягушка ему дорогу показывает. Долго так они шли. Вернее, он шёл, а она ехала. Пришли наконец к огненной реке. (Тоже мне радость! И загадка так загадка: откуда огненная река? Ведь тогда дырявых нефтепроводов не было. Да и спичек не изобрели ещё.) Лягушка говорит:
— Выпусти меня из банки. Надо нам через реку переправиться.
Стрелец вынул её из молока и пустил наземь.
— Ну, добрый молодец, садись на меня да не жалей. Небось не задавишь.
Стрелец сел на лягушку и прижал её к земле. Он вообще в этой горлично-лягушковой компании научился помалкивать и делать то, что велят.
Начала лягушка дуться. Дулась, дулась и сделалась такая большая, словно стог сенной. (По нашим городским понятиям, высота у неё была до второго этажа.) У стрельца только и было на уме, как бы не свалиться: «Как свалюсь, до смерти ушибусь!»
Лягушка надулась да как прыгнет! Перепрыгнула через огненную реку и сделалась опять маленькой пенсионеркою. (Просто поразиться можно тому, что происходит в этой истории. Только что лягушка была в отставке тридцать лет, а вот уже через огненную реку скачет как молодая.)
Смотрит стрелец — перед ним гора большая. В горе — дверь, и вроде незаперта. По крайней мере, замка пудового не видно и дырки для ключа нет.
Бабушка-лягушка ему говорит:
— Теперь, добрый молодец, ступай в эту дверь, а я тебя здесь подожду.
— А можно наоборот? — спрашивает стрелец. Лягушка его одёрнула:
— Делай, что велено. Как в пещеру войдёшь, хорошенько спрячься. Спустя некое время придут туда два старца. Слушай, что они будут говорить и делать. А как они уйдут, сам то же говори и делай.
(И откуда эта зелёная пенсионерка всё знает?)
Стрелец подошёл к горе, отворил дверь… в пещере темно, хоть глаз выколи! Полез он на карачках и стал всё кругом себя руками щупать. Нащупал пустой шкап, сел в него и закрылся. (Хорошо ещё, что в темноте шкап попался, а не гроб незаполненный.)
Вот немного погодя приходят туда два старца и говорят:
— Эй, Шмат-разум! Покорми-ка нас.
В ту же минуту — откуда что взялось! Зажглись люстры, загремели тарелки и блюда, и явились на столе разные вина и кушанья. И музыка заиграла красивая — балалаечная.
Старики напились, наелись и приказывают:
— Эй, Шмат-разум! Убери всё.
Вдруг ничего не стало — ни стола, ни вин, ни кушаньев, люстры все погасли. И музыка красивая тренькать перестала. Да и сами старцы куда-то подевались.
Вылез стрелец из шкапа и крикнул:
— Эй, Шмат-разум!
— Что угодно?
— Покорми меня!
— Ну что ж!
Опять явились люстры зажжённые, и стол накрытый, и всякие напитки и еда. Опять балалайка включилась. Особенно много было напитков разных. Хорошо, что Федот-стрелок непьющим был. А то бы он так и остался у стола лежать, как те матросы, с которыми он за оленем плавал.
Федот говорит:
— Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною! Станем есть-пить на пару, а то одному мне скучно.
Невидимый голос ему отвечает:
— Ах, добрый человек! Откуда тебя Бог принёс? Скоро тридцать лет, как я двум старцам служу. И хоть бы раз эти деды меня за стол посадили. А уж сколько всего налопали!
(Странный этот тип, Шмат-разум. Неужели у него не хватало разума самому себе стол заказать? Или повышенная застенчивость ему мешала?)
Судя по всему, Шмат-разум за стол уселся. Смотрит стрелец и удивляется — никого не видать, а еда так со стола и улетучивается, так и улетучивается. Будто пара солдат за стол случайно села. Бутылки с вином сами поднимаются, вино само в рюмки льётся и куда-то исчезает. А куда — не видно (как у знаменитого фокусника Акопяна).
Стрелец Федот напился, наелся, и тут светлая мысль пришла ему в голову. Он говорит:
— Братец Шмат-разум, хочешь мне служить?
Мысль эта была относительно светлая, потому что не совсем это честно — чужого слугу переманивать. А стрелец Федот добавляет:
— У меня житьё хорошее!!!
Братец по кличке Шмат отвечает:
— Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь. А ты, вижу, человек добрый.
— Ну, прибирай всё да пойдём со мной.
(Всё-таки Федот-стрелец человек вежливый был. После себя грязной посуды не оставил. И всяких там осколков.)
Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад: никого нет. Он спрашивает:
— Смат-разум, ты шдесь?
То есть, наоборот, спрашивает:
— Шмат-разум, ты здесь?
— Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану.
Сел стрелец на лягушку, лягушка надулась и прыг через огненную реку.
Посадил стрелец её в банку с молоком и отправился в обратный путь.
Долго, долго он шёл. Никаких припасов у него с собой не было. Молоко лягушачье из банки не очень попьёшь. А лягушек да устриц всяких русский люд тогда не ел.
Так как же шёл Федот без припасов?
Да очень просто.
Люди тогда беднее были, но добрее и путников всегда хлебом-солью угощали. Вот он и держался. Пришёл стрелец к тёще и говорит:
— Шмат-разум, угости-ка моих родственниц, да как следует.
Шмат-разум так их употчевал, что старуха от выпивки чуть плясать не пошла, а лягушке за верную службу назначила пожизненную пенсию — ежедневную банку молока.
Шмат-разум и сам угулялся насмерть, в помойку упал. Самого не видно, а голос слыхать. (Оттуда и пошло выражение: «Голос из помойки».) Больше ему Федот-стрелец так много выпить не позволял.
Наконец стрелец распрощался с тёщею, с дочками её и в обратный путь отправился. А что же дома происходило?
Царь Афронт от злости весь высох. Никак не мог он понять — куда красавица Глафира исчезла. Засаду около её дома целый год держал, и всё попусту. А комендант Власьев его так научил:
— Вот как Федот-стрелец появится, она к нему сразу и прибежит. Тогда схватить обоих, ему голову отрубить, чтоб под ногами не мешался. А её приковать к кольцу железному и учить её хорошему поведению и уважению к старшим и к званиям. При помощи прута медного.
Король Афронт во всём с ним согласен был. Единственно, с чем он не согласился, это с прутом медным.
— Медный прут слишком больно сечёт, надо взять золотой. И потом — некрасиво эту будущую королеву сечь медным прутом-то.
(Видите, ко всем своим предыдущим качествам король Афронт был ещё добрый король и мудрый.)
Позвал он придворных ювелиров и велел такой прут изготовить. А коменданту Власьеву дал указание пробное испытание провести. (У коменданта как раз отношения с женой испортились.)
Так что у них уже всё готово для встречи стрельца из трудного похода.